Для цирковых.

И понятно, кто его принес в «Радостный мир».

– Сиор угощает. – Карлик, подтверждая догадку Пружины, отсалютовал треттинцу полным кубком, «золотым», который использовали в кукольных представлениях. Как раз для руки Рико. – Присоединяйся.

Мьи выглянула из-за плеча Тэо:

– Мильвио! Здравствуй!

Она с недовольством посмотрела на остальную троицу:

– Не рановато ли вы начали? Сегодня фестиваль вечером. Не забыли?

– По счастью, ты не моя благоверная женушка, – проворчал Рико, смешно сморщив рожицу. – Твоя задача шпынять Пружину, а не меня.

Она фыркнула, выражая тем самым свое отношение к этому утреннему «развлечению», и, подмигнув Мильвио, скрылась в фургоне, закрыв за собой дверь.

Тэо покачал головой, отказываясь от вина, за что заработал веселые смешки.

– У нас с Пружиной есть еще одно дело, сиоры. Увидимся вечером.

– Обязательно! – Ливен раскраснелся. – Будет непростительно, если вы, сиор, не придете на наше представление по старой памяти.

Тэо не стал ничего спрашивать у Мильвио, просто шел за ним в сторону Пьины, встречая утро и поднимавшееся из-за моря солнце.

– Хочу испытать тебя в том, что ты умеешь.

Он сразу догадался, о чем говорит треттинец.

– Я мало что умею.

– Ты умеешь убивать шауттов, – возразил Мильвио, останавливаясь у небольшой лавки, торгующей фонарями, свечами и маслом. – Сюда.

Человек за прилавком кивнул им, словно старым знакомым, не остановив, когда они прошли внутрь. Люк в подвал окован металлом, ступени скрипели, все дышало сыростью и пахло подпорченной капустой. Свет проникал лишь через квадрат сверху, а затем стена сдвинулась в сторону.

– Сюда?

Треттинец зажег висевший на скобе фонарь: