Браслет, теперь ставший частью ее тела, шептал, что подобное грозит кому угодно, но не ей. Но Шерон не желала рисковать. Давать хоть малейший шанс тому, что изменит ее еще сильнее, чем сейчас.

Она не хотела войны. Быть рядом. Чувствовать, как гибнут солдаты. Знать каждого поименно и видеть, как рвутся их нити, уводя на ту сторону. И уже думала о том, что делать, если бои приблизятся к стенам великого города.

Думала, но пока никому об этом не говорила. Ни к чему разрушать дни отдыха друзей мрачными мыслями.

А после Аркуса они отдыхали. Лавиани, словно волчица, рыскала по Рионе, бывало, возвращаясь поздней ночью. Тэо спал при первой же возможности, часто выглядел рассеянным и даже растерянным, похоже иногда теряя связь с реальностью, и тогда его глаза пылали, точно расплавленное золото. Бланка проводила время с Шерон или же сидела в саду, слушая, как звенит протекающий ручей, или просила почитать ей. Книги указывающая покупала на свой выбор в двух найденных лавках, погружаясь в них с головой, с куда большим удовольствием, чем в учебник Дакрас.

И тогда ей казалось, что она снова в Нимаде, разве что море не гремит за окном и не надо закрывать ставни да запирать двери.

Думая об этом, Шерон печально улыбнулась. Несколько лет вне родины – и вот ей уже кажется диким, что на Летосе ночами может вспыхнуть синий огонь. Это стало так далеко от нее.

Так же далеко, как Найли, о которой она порой хотела забыть хотя бы на день. Ибо ощущала полное бессилие оттого, что ничего не может сделать.

Покинув рынок и отказавшись на этот раз от носильщика, она пошла вверх по тенистой улице с высокими платанами. Улица упиралась в оранжевую башню, но указывающая повернула раньше, к площади Лета, за которой через четыре квартала начинался ее район.

Здесь, среди маленьких тратторий, сейчас еще закрытых, ее встретили двое. Один высокий, с седыми висками, щеголял лихими усами. Его товарищ, круглолицый, улыбчивый, с крепкими кулаками, коротконогий, какой-то совершенно нескладный, заступил ей дорогу:

– Сиоре помочь с корзинкой?

– О, это так любезно с вашей стороны. – Она ответила на его улыбку и без колебаний протянула рыночные покупки. – Мне часто говорили, что треттинцы невероятно галантны. Ну же! Держите, сиор! Я порядком устала тащить эту тяжесть, и ваша помощь как нельзя кстати.

Тот оторопело протянул руку, забрал корзину и посмотрел на усатого. Товарищ негромко предложил:

– Ну неси, раз вызвался. Может быть, сиоре помочь и с кошельком? Я с удовольствием подержу его у себя. Улицы тут опасные.

– Не наговаривайте. Здесь чудесный район. – Шерон сделала шаг и пошла дальше, всем видом показывая, что не сомневается – они не отстанут. – А вот рыбный рынок полон жуликов. Один из них украл мои монеты. Так что о безопасности кошелька теперь можно не беспокоиться, милые сиоры.

– Незаметно, что вы расстроены утратой ултов. – Усатый шел рядом, его товарищ сердито сопел позади.

– Рен-марок, – поправила его указывающая. – Три рен-марки и восемь ултов, если быть точной. Но я сама виновата, слишком расслабилась, видя дружелюбие жителей вашего чудесного города. Я купила сегодня много еды, а вы так любезны. Возможно, я смогу вам отплатить приглашением на скромный ужин?

Ее собеседник искренне рассмеялся:

– Надо же! Не раз слышал, что северянок отливают из стали, а потом бросают в лед на тысячу лет, чтобы закалить посильнее. Оказалось, правда. Вы не боитесь, сиора.

– Бояться? – На ее лице появилось удивление. – В этом чудесном городе? На улице, далекой от трущоб? При свете дня? С такими милыми сопровождающими? Я не из трусливых, любезный сиор.

– Перестаньте, – укорил он ее. – Я вижу, что вы умны и понимаете, что происходит.