– Ну, ты знаешь, где мы живем.

– Хочу спросить. Что не так с моим именем? Почему она такой сразу стала?

– Релго – так звали ее сына. Его убил Шрев.

Вир кивнул, принимая эту информацию, и, больше ничего не говоря, затерялся в толпе.

– Вместе с моим кошельком, между прочим, рыба полосатая, – усмехнулась указывающая, копируя тон Лавиани и думая, как та «обрадуется», если к ним заявится молодой савьятец.

Площадь Лета сейчас представляла собой настоящий цирк. Их здесь располагалось два или три. Расписанные золотом и синей краской шатры, яркие фургоны, несколько открытых сцен. Загоны, лошади, суетящиеся люди, запах свежих опилок и навоза.

Представлений пока не было, все ждали начала фестиваля.

Она остановилась у ближайших фургонов, перед заграждением, где не толпились зеваки, вспоминая, как совсем недавно тоже находилась по другую сторону забора, среди артистов. У нее был костюм, ее смелости аплодировала публика, а вечером все они собирались у одного костра, слушали песни Велины, пили дешевое вино и смеялись, рассказывая истории.

Хорошее время, пускай она тогда так и не считала, тревожась о том, где искать Тиона.

Что же.

Все познается в сравнении.

Ее мысли обратились к Мильвио, к Найли, Йозефу, родному городу. И, не желая поддаваться слабости, Шерон заперла эту калитку памяти, оставила на потом. Не хотела расклеиваться и думать о тяготившем ее.

Какая-то женщина из цирковых, с большими медными серьгами в ушах, с любопытством посмотрела на указывающую, и та сказала фразу, приветствуя:

– Легкого пути вашим фургонам.

– И тебе ветра в спину, милая, – заулыбалась женщина. – Нужна помощь?

Указывающая покачала головой:

– Просто иду мимо и вспоминаю прошедшее.

Цирковая серьезно кивнула, окинула девушку еще одним взглядом и направилась по своим делам. Свои видят своих. И не задают лишних вопросов. Иногда дороги артистов и цирка расходятся.

Маленькая черная кудлатая собачка, невесть откуда взявшаяся, с визгом начала прыгать вокруг Шерон и проситься на руки. Та несколько секунд смотрела на нее, пораженная, потом воскликнула:

– Салатик!