У него удивительным образом получалось договариваться с ее сыном. Даже немного обидно. Но как бы то ни было, а Темка широко зевнул, махнул им рукой и пошлепал в спальню. В его маленькой вселенной все встало на свои места: тетя ушла, дядя Вадим пришел, мама на месте, до утра ничего интересного не случится. Знать бы еще, слышал ли он вой зверя и выстрел. А если слышал, понял ли, что происходит? Она подумает об этом утром, а пока нужно что-то сделать с Яковом.

Яков сидел в кухне за столом, смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, по его подбородку стекала тоненькая алая струйка, а Нине некстати подумалось, что пиявки, когда присасываются к человеку, выпускают в рану вещество, разжижающее кровь, специально, чтобы та не свернулась. А еще что-то анестезирующее, чтобы паразита долго не могли обнаружить. Что сейчас в крови у Якова? И как его вывести из этого сумеречного состояния?

– Это она его ранила? – спросил Чернов, стаскивая мокрую футболку и аккуратно развешивая ее на спинке стула.

– Да.

– А тебя?

Прежде чем ответить, Нина глянула на свою ладонь. Чернов тоже глянул. Рана затянулась, напоминал о ней лишь тонкий белесый рубец.

– Со мной все в порядке. – Она сжала руку в кулак, едва удержалась от того, чтобы спрятать кулак за спину.

– И теперь он вот такой. – Чернов не спрашивал, Чернов констатировал очевидное. – Значит, она сказала, кто ее убил? – спросил он совсем другое, а Нина задумалась.

Получалось, что та девушка обвиняла в своей смерти Якова. Она говорила «он». Он – это кто? Яков или кто-то другой? Только одно Нина теперь знала наверняка: убийство совершил человек, а не зверь. По крайней мере, одно конкретное убийство. Было и еще кое-что… Лютаев тоже желал Якову смерти. И в голосе его, прокуренном или простуженном, слышалась затаенная ярость.

– Я не уверена в том, что она сказала. Она уже не человек, понимаешь?

– Понимаю. – Чернов криво усмехнулся, и Нина подумала, что, возможно, про русалок он теперь знает не меньше, чем она, если не больше. Про русалок и полуночные хороводы… – Слушай, я пойду переоденусь. Ты же не выбросила мой халат?

Она не выбросила, она его даже просушила и аккуратно повесила на вешалке в ванной. На всякий случай. Глупость, конечно, но вот… снова пригодился…

Чернов вернулся быстро. Так же скоро и деловито он зажег духовку и придвинул к раскрытой дверце стул с развешанной на его спинке мокрой одеждой. Нине и самой захотелось пересесть поближе к теплу, потому что в ее теле все еще плескалась Темная вода.

– Надо побриться к едрене фене. – Чернов поскреб подбородок. – Думал, поживу в глуши Робинзоном, обрасту волосами, как леший, отдохну от цивилизации, а тут бороду приходится сушить по три раза на дню.

Он говорил и наблюдал, как Нина достает из шкафчика коробку с кофе. С одобрением и вожделением наблюдал.

Кофе пили молча, каждый думал о своем. И только Яков не думал ни о чем, Яков сидел истуканом и смотрел прямо перед собой.

– Что станем с ним делать? – Чернов не выдержал первым. – Есть идеи?

У Нины возникла только одна мало-мальски толковая идея. Помочь им могла Шипичиха, но для этого следовало дождаться рассвета. Посреди ночи она Чернова из дому не выпустит. Мысль эта была настолько смешная и самоуверенная, что Нина помимо воли улыбнулась.

– Что? – спросил Чернов настороженно. Ее улыбки его нервировали. Да она и сама нервничала. Чего уж там…

– Съезди за Шипичихой, – сказала Нина и поспешно добавила: – Только утром!