Высокоорганизованный мозг чекиста-разведчика — Леонида Романовича вычислил меня среди моих коллег и увлек на путь активного противостояния запретным санкциям КОКОМ, комиссии по контролю за поставками в Союз технологий и оборудования, запрещенных к ввозу.
Наступил странный для меня день. Казалось, я уже почти приготовился к выезду, точнее к переходу «под крышу» для стажировки в Минвнешторге, — и вдруг вызов к Власу.
В то время вызов рядового сотрудника к руководству не был чем-то необычным. Влас любил беседовать с теми, кто вел дела оперработников, работающих за рубежом. Смущало то, что Влас не озадачил меня заранее: какое дело следовало захватить с собой. Правда, одно уже второй день лежало у него.
В назначенное время я был у кабинета Власа — святая святых НТР. Короткое «войдите» впустило меня во вместилище разума, которое оживляло, направляло и материализовало работу НТР.
Кабинет был в меру просторен и удобен для работы: широкие окна, большой дубовый стол еще дореволюционной выделки с набором канцелярских «инструментов» для хорошо отлаженных действий, экономивших время и создающих комфорт его владельцу. Вдоль одной стены пространный книжный шкаф, в основном со справочной литературой. На стенах таблицы и графики со значками, понятными только посвященным. Хозяин кабинета — худощавый симпатичный человек с умным проницательным взором и доброжелательной улыбкой.
— Садись, Максим, — жестом показал на стул Влас, удивив меня столь простым обращением на «ты» и по имени, что было совсем не характерным для него. А он, словно подслушав мои мысли, добавил: — Тебя не шокирует мое «тыканье»? Уж очень серьезный будет у нас разговор, и, надеюсь, по душам…
В подобных ситуациях смущение совсем не свойственно мне, и я честно ответил, что озадачен, но значит, так удобнее. Даже попытался блеснуть эрудицией:
— На Руси даже князья говорили друг другу «ты», и Петр Первый так всех величал, а они его…
— Ну, мы с тобой не князья и не из когорты Петра, хотя тоже российского рода профессии, которой тоже есть чем гордиться… Расскажи-ка, как съездил в Лондон? В двух словах.
Глаза его излучали теплоту и светились живым интересом к собеседнику. Таким я его еще не видел. Обычно он был озабочен, и только здороваясь, улыбался короткой и доброй улыбкой. Зная его нетерпеливую конкретность в беседе, я приготовился коротко изложить суть вопроса.
Обрисовал впечатления от ознакомительной поездки в страну Туманного Альбиона, с жизнью которого я обстоятельно знакомился во время учебы в разведшколе. Осветил три вопроса: изучение города, заведение связей и обкатка английского языка. О выполнении задания по вопросам контрразведки говорить не стал, так как уже знал, что Влас в курсе дела.
Мой шеф одобрительно кивал, вопросов не задавал. Но я чувствовал, что не за этим он вызвал меня к себе. Что-то подсказывало мне о необычности встречи — уж очень изучающим был его взгляд, который как бы говорил: «А стоит ли начинать серьезный разговор?»
Видимо решившись, Влас начал беседу, последующая оценка которой повергла меня в смятение. Влас предупредил, что одним из условий беседы является: ни с кем нельзя советоваться по ее содержанию.
— Ты должен оставаться с мыслями о возможно принятом архиважном решении один на один на дни, месяцы, годы, если хочешь — десятилетия…
Наступила пауза, видимо короткая, а для меня она показалась вечностью. Ожидание становилось нетерпимым. Влас понял это и стал излагать суть вопроса, подойдя к нему с необычного края.
— Ты, видимо, знаешь, что я занимаюсь научно-технической разведкой со второй половины тридцатых годов? Нас тогда было три человека, сведенных в группу. Правда, и средства из числа агентуры у нас были немалые. Но как структура разведки, НТР лишь с середины пятидесятых заняла достойное место в нашем разведывательном Главке. Был создан отдел, сотрудниками которого мы с тобой сегодня являемся…
Невысокая, крепкая фигура прохаживающегося по кабинету временами вспыхивала облачком искрящихся седых волос, когда голова оказывалась против солнечного света, обильно льющегося в окна восьмого этажа нашего внушительного здания разведки.
Я был весь внимание. Но ни волнения, ни тревожности в общении с руководителем я не испытывал — атмосфера в кабинете была более чем доверительная. И создал ее в считанные минуты Чекист-Разведчик.
— …сейчас нас в отделе несколько десятков человек, — продолжал Влас, — чуть больше ста. Созданы «точки» в десятках стран мира с нашими сотрудниками по линии НТР. А эффективность? Удельный вес выполненных заданий, не говоря уж о качестве, на душу разведчика-энтээровца невелик… В чем же дело?
Он обращался ко мне с этим сложнейшим вопросом. К человеку, который чуть больше года назад пришел в отдел. Но отвечать было нужно и, как я понимал, конкретно. Интуиция подсказывала: высказываться придется собственными мыслями, свое мнение излагать. Что я и сделал: