— И что все это значит? — почти срываясь, спрашивала Мария Павловна, глядя на разбитое лицо сына. — Зачем ты вообще туда полез?
— Я не знаю, — опустив взгляд, отвечал Даниил. — Просто все вышло как-то само по себе. Мы шли из спортзала, и…
— И тебя, видимо, тоже туда швырнуло просто так, да? Само по себе? Зачем ты лезешь в дела, которые тебя не касаются?
— Но там мои друзья.
— И что? — на глазах Марии Павловны выступили слезы. — Если твои друзья с крыши будут прыгать, ты тоже за ними прыгнешь? Почему ты не думаешь своей головой, а? Посмотри на себя! Костюм порван, а новый сейчас нигде не найти! Будешь ходить, как оборванец… и нашивки нет… ну, можешь смело идти дворником работать!
— Да почему? — Даниил был растерян.
— Да потому что! — только и ответила мать.
Она подошла ближе к сыну и принюхалась.
— Ну-ка, дыхни! Чем это от тебя разит, а? — она с размаху дала сыну затрещину. — Пить уже вздумал? Негодяй! Вылитый отец! Иди в ванную и умой лицо!
Даниил закрылся в ванной комнате. Наклонившись над раковиной, смывая кровь с лица, он слышал, как в комнате рыдает безудержно мать. Он хотел было выйти и попросить прощения, но в голове его, нежданно и неестественно, разгорелся дикий спор. Злоба переполняла его так, что до края оставалось совсем немного. Он готов был возненавидеть самого себя за подобные мысли, но ничего не мог с этим поделать.
Столкновения неизбежны, подумал он. Быть частью целого, но поплатиться за это слезами матери, так? Рано или поздно приходится вставать перед выбором, но чем руководствоваться в таком случае? Сердцем или умом? Как жаль, что этому не учат в школе.
И тут он заплакал. Сказались злость и буря эмоций, нахлынувшие так внезапно. Чуть дав себе слабину, он плеснул в лицо холодной водой и тряхнул головой. Нужно было приходить в себя и идти успокаивать мать.
Так он и сделал. Поначалу она долго противилась и молчала, но слезы по-прежнему увлажняли ее и без того полные грусти глаза. Она постаралась отвлечься готовкой, но не смогла. Не в силах больше кричать и игнорировать единственного и любимого сына, она обняла его и крепко прижала к себе.
— Все будет хорошо, мам…
Ольга забралась под теплое одеяло и сделала глоток теплого чая с лимоном. Было как-то зябко, неприятно, несмотря на то что градусник показывал все положенные двадцать три градуса комнатного тепла. Руки и ноги будто в лед окунули, а по позвоночнику то и дело пробегал неприятный холодок, причем упирался он в преграду на уровне шеи. Ольга с интервалом в несколько минут принималась массировать шею, но чувство, будто меж позвонков застрял камешек, не отпускало.
Поначалу она подумала, что заболевает. Позавчера дул холодный северный ветер, а они с Даниилом как раз мотались за город, собирать грибы и ягоды. Боль в шее она связала с часами, проведенными враскорячку за сбором даров северной природы, и все тем же неприятным ветром, который почему-то появлялся только в крайне солнечную погоду, будто бы назло.
Позже, измерив температуру, она пришла к выводу, что просто утомилась. Но что она сделала за весь день? Школьный лагерь сегодня был закрыт, потому и на работу выходить не нужно было. Ольга перестирала небольшую гору, буквально горочку, одежды, да и то всю работу взяла на себя стиральная машинка. Пока вещи высыхали, она приготовила макароны по-флотски, которые так любит Даниил. Фарш сделала сама: мясо перекрутила в ручной мясорубке, добавила соли, перца и немного чеснока. Не доверяла она виду выставленной на прилавок в магазине готовой массы и на этом поприще даже умудрилась повздорить с продавщицей. Что ей нужно, этой темноволосой заднице, хабалке с соответствующими повадками? Ну и нездешняя я, ладно, но оттого, что ли, не имею права разбираться в чертовом мясе?
Приготовила ужин, погладила вещи. Пролежала пару часов перед телевизором, дочитала любимую книгу любимого писателя. Почему же у Фицджеральда все так чутко, так тревожно? Неужели так можно? Чтобы добиться такого эффекта, нужно очень кропотливо работать или просто от природы обладать невероятной чуткостью? Смогу ли я так когда-нибудь?
Неужели болезнь возвращается? Ведь и тогда, в самом начале, был такой вот холодок, искрящиеся в глазах намеки, блики какие-то… Нет, это не болезнь! Она не должна возвращаться.
Ольга никак не хотела принимать, что мужа нет дома с самого утра и что она совершенно не знает, где он и с кем он. Распереживалась, что прошлое, со всеми его ужасами, со всеми его страхами может ворваться в эту квартиру (свою, собственную, наконец-то отдельную), и в мысли, и в сердце вонзится тонкая игла, ледяная, и будет таять, но вместо воды будет кислота, и эта кислота будет пожирать тело изнутри.