Женщина объясняет, что, учитывая обстоятельства и возраст Рут, врачи, вероятно, одобрят прерывание беременности, но перед процедурой необходимо выдержать срок ожидания, который должен составлять не менее недели. Рут подписывает документы и платит шестьдесят фунтов.

На обратном пути к вокзалу Паддингтон Рут снова заблудилась и кругами ездит по Кольцевой линии. Она смотрит прямо перед собой, обдумывая это важное, печальное, взрослое событие, которое обрушилось на нее. Каждый раз, когда поезд с освещенных платформ ныряет в черноту туннеля, она задает себе одни и те же вопросы, будто раз за разом проводя языком по огромной язве во рту.

Сможет ли она ухаживать за ним? Нет.

Хочет ли его? Нет.

Стоит ли его оставить? Нет.

Боль в груди и в животе невыносима: Рут кажется, что ее разрывает изнутри. Ее тело захватили враждебные клетки – без разрешения и согласия. Они угрожают ее жизни, и ради самосохранения от них просто необходимо избавиться. Рут никогда не была в больнице, и ее пугает перспектива в ней оказаться, но она готова на все, лишь бы остановить чудовищный поток гормонов, превращающих ее в машину для вынашивания детей.

Большую часть денег, отложенных на питание на этой неделе, она тратит на здоровую бутылку джина и пьет его, сидя в горячей ванне. Затем идет в библиотеку: в медицинских словарях, энциклопедиях и учебниках по антропологии она находит рецепты абортивных средств, за ингредиентами отправляется на оксфордский рынок. Чудодейственный отвар она варит в своей комнате на газовой плитке – на вкус какая-то отрава, ее тошнит. Рут мечтает, чтобы ее матка сжалась и исторгла вредоносное содержимое. Она регулярно ощупывает вагину, надеясь обнаружить на пальцах менструальную кровь. Но тщетно.

В ночь перед абортом они с Адамом идут в часовню Нью-колледжа, чтобы послушать концерт Элгара для виолончели. Знакомая мелодия, протяжная и чарующая, окутывает Рут, но она никак не может в нее погрузиться. В часовне холодно, она начинает дрожать. Адам набрасывает ей на плечи свою куртку, но теплее не становится. Рут стоит на эскалаторе, и он поднимает ее высоко-высоко, – выше семьи, друзей, Адама – в другой мир, где живут люди, совершающие немыслимые поступки. Она даже не может поговорить с ним об этом, ведь у нее нет подходящих слов, да и – что бы он ни думал – альтернативы тоже нет.

Процедура назначена на утро субботы, так что не придется прогуливать лекции. Клиника находится в Ричмонде, и Рут нужно успеть туда к семи. Адам взял у матери машину, сказав, что они хотят провести выходные на море. В половине шестого он ждет Рут у входа в колледж. Выехав из Оксфорда, они едут к автомагистрали – на улице еще темно. Разговаривают мало. Сиденья пахнут кожей. Ее мутит, но она не просит Адама остановиться, чтобы не опоздать. Маршрут оказался довольно запутанным, и они теряются в паутине красно-серых пригородных улиц. Наконец доезжают до клиники – невысокого бетонного здания, похожего на офисное. Адам провожает ее до двери и остается снаружи.

Рут ведут в комнату, где ждут еще четыре женщины – все старше ее. Спокойный, намеренно нейтральный голос произносит: “Рут Яго?” Зовут ее – и это повергает в шок. Теперь ей не отвертеться, она уже здесь и не просто так. Ее ведут по коридору и кому-то передают. Исчезла.

Кто-то говорит, что все закончилось. С ней все в порядке, она приходит в сознание. По телу разливается теплая волна облегчения и растворяется в крови. Рвотный позыв – но ничего не выходит. Наконец ей разрешают уйти.

Они договорились встретиться на улице, но Адама нигде нет. Половина третьего дня, вовсю светит солнце и поют птицы, в теплом воздухе витает аромат нарциссов. Рут ждет: она чувствует слабость, ее покачивает, не получается собраться с мыслями.

Неприятный мужчина средних лет спрашивает, не нужно ли ей такси.

– Нет, меня подвезут. Спасибо.

– Тебе сколько лет-то?

Отвечать вовсе необязательно, но отмалчиваться не хочется.

– Восемнадцать.

– У-у-у, такая взрослая мадам, а себя не уберегла!

Влажные красные губы, язвительная ухмылка, сиплый смех.

Она отворачивается и наконец видит вдалеке Адама. Он идет к ней целую вечность. Лицо бледное, как у испуганного ребенка. Они падают друг другу в объятия. Таксист все еще наблюдает за ними, и под его гогот они идут до машины.