– Такова традиция, – согласился он.
– Худшие часы в моей жизни, – припомнил Рэдклифф. – Но знаете, в чем чертовщина? Как только старик скончался, я понял, что отдал бы все блага мира, лишь бы снова услышать одну из его проклятых нотаций. Он очень тщательно их продумывал. Говорите о нем что угодно, но нагоняи он устраивал весьма впечатляющие. Хотел бы я послушать тот, что он написал к моему возвращению из Ватерлоо. Уверен, это была бы мощная речь.
– Да простит милорд мою дерзость, – начал Пэттсон, сосредоточенно глядя на хозяина, – я знаю вас всю вашу жизнь. И я знал вашего отца большую часть его жизни. Льщу себя мыслью, что неплохо понимаю и его натуру, и вашу. И прошу вас поверить мне, когда я скажу: он вами гордился. Он знал, что вы станете великим человеком. Но вы не можете вечно оставаться в его тени, теперь вы – лорд Рэдклифф. Много или мало это значит – решать вам.
Рэдклифф устремил на дворецкого сияющий взгляд. Прочистил горло.
– Спасибо, Пэттсон.
– Не стоит благодарности, милорд.
36
Китти не задержалась в гостиной надолго, понимая, что должна подняться в спальню и поговорить с сестрой. Когда она вошла, Сесили не обернулась, так и осталась сидеть на кровати, уткнувшись взглядом в стену и уронив на колени стиснутые ладони. Обвинения и упреки вертелись у Китти на языке, но теперь она понимала, что должна исправиться.
– Прости меня, – сказала она наконец. – Мне очень жаль, Сесили.
– Правда? – удивленно спросила сестра, оборачиваясь.
– Ты была права во всем. Следовало больше к тебе прислушиваться, я этого не делала, и мне очень жаль. Я настолько погрузилась в заботы об обеспеченном будущем нашей семьи, что не дала себе времени задуматься о ее счастье. Я и правда желаю тебе счастья, Сесили, но путь, который выбрала ты, не годится.
– А тебе когда-нибудь приходило в голову, что я хочу помочь? – со слезами промолвила Сесили. – Я думала, весь смысл в том, чтобы выйти за богатого. Руперт богат.
– Но не таким образом. Из скандала душевный покой не вырастет, мама и папа нас этому научили. – Она помолчала. – Ты по-настоящему его любишь?
– Думаю, да, – застенчиво ответила Сесили. – Я часто о нем думаю, мне хочется разговаривать с ним постоянно. Мы… мы столько всего с ним обсуждаем. Знаешь, книги, искусство, идеи. Немногие люди желают беседовать со мной на эти темы.
У Китти заболело сердце.
– Да, пожалуй, мы не желаем. За это я тоже прошу у тебя прощения. Думаю… думаю, я не хочу беседовать на эти темы потому, что чувствую себя дурочкой, когда ты заводишь такие разговоры.
– Ты? – недоверчиво спросила Сесили.
– Ну да. Честно говоря, я всегда очень завидовала, что тебя отправили в пансион.
– Китти, не может быть!
– Но это правда. Ты вернулась и привезла с собой все эти грандиозные идеи, любовь к книгам, в тебе появилось что-то такое… возвышенное. А мне пришлось остаться, искать мужа и присматривать за всеми. По сравнению с тобой я казалась себе ужасно бестолковой.