– О какой ещё ведьме ты говоришь? – спросил командир.
Ежи захотел откусить себе язык.
– Одна ведьма давно, ещё в детстве, прокляла моего друга, он погиб. Давно, очень давно.
– И после этого ты связался с другой ведьмой.
– Она, – взгляд метнулся к Весе. Она лежала зарёванная, связанная, беспомощная. Голова её оказалась так вывернута, что девушка могла смотреть только на Ежи. – Нет, она не ведьма. Я её знаю, она добрая, мухи не обидит. Она не может быть ведьмой, клянусь.
– Ты слишком поспешно раздаёшь клятвы.
Командир подошёл ближе. Веся прижалась к земле, точно надеясь вовсе провалиться сквозь неё. Ежи изо всех сил держался, чтобы самому не отшатнуться прочь. Лойтурец наклонился, ухватил Ежи за волосы на затылке и заставил посмотреть на себя. Светлые пронзительные глаза будто заглянули в самую душу, укололи сердце осколками льда.
– Мне хочется тебе верить, – он коснулся его щеки холодным лезвием меча.
Ежи чуть дёрнулся в сторону от клинка, и его прижали крепче. Командир выглядел удивлённым.
– Хм. Будь ты колдуном, мой меч обжёг бы тебя.
Он отпустил Ежи, и тот рухнул на землю.
Веся взвизгнула от испуга, но командир крепко схватил её за косу и прижал щекой к клинку.
Вмиг личико девушки исказилось, из груди вырвался крик.
– Жжётся! – зарыдала она. Плач сорвался на пронзительный визг. – Жжётся!
Она засучила ногами, вырываясь, завизжала. Командир оскалился, прижал меч плотнее.
– Отпусти! Отпусти!
Ежи позабыл на мгновение о своих связанных руках, кинулся к девушке.
– Отпусти её!
Но его толкнули в плечо, и он упал на спину, барахтаясь, будто перевёрнутый кверху лапками жук.
Командир убрал меч от лица Веси, ногой отпихнул её в сторону. Девушку тут же подхватили под руки двое Охотников. Она плакала, молила о пощаде. Лица Охотников оставались безучастны. Ежи с ужасом наблюдал, как Весю оттащили в сторону, как привязали к дереву, а на руки надели кандалы из того же металла, что и мечи, скованные в Холодной горе. Веся завыла от боли, когда кандалы опалили кожу на запястьях. Кто-то из Охотников ударил её по лицу, чтобы она замолчала. Ежи вздрагивал от каждого крика, словно чувствуя её боль.