А.Н.Михеев, А.И.Петров и А.М.Белянов в НКО, НК ВМФ и НКВД соответственно. Срок реорганизации был определён очень сжатый — пять дней[151].
Спешка с реализацией принятого решения не могла не сказаться на качестве проводимых мероприятий. Ведь постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома предусматривало ряд процедур, требующих определённого времени. Так, предписывалось, к примеру, направить весь личный состав особых отделов на укомплектование третьих управлений и отделов, передать туда литерные, агентурные и следственные дела, перечислить за вновь образованными структурами всех арестованных лиц, организовать камеры предварительного заключения для содержания подследственных, определить порядок использования военной контрразведкой сил наружного наблюдения и специальных технических средств органов НКГБ, наладить оперативный учёт и т. д. Отсюда понятно, что в пятидневный срок удалось провести реорганизацию лишь формально, многие вопросы пришлось решать в течение месяца и более. Изменения в структуре военной контрразведки привели к переназначению оперативных и руководящих сотрудников, переводу многих из них на другие должности либо даже в другие места прохождения службы, а это, в свою очередь, серьёзно сказалось на темпах и эффективности работы.
До сегодняшнего дня историки не пришли к однозначному мнению относительно обоснованности и своевременности предпринятой реформы военной контрразведки. На наш взгляд, данное решение было проведено лишь под давлением руководства НКО СССР. После выявившихся недостатков в организации и боеготовности войск в ходе Советско-финляндской войны И.В.Сталин шёл навстречу любой инициативе НКО по укреплению системы управления. Но ускоренное проведение реформы позволяет увидеть ещё один существенный факт: военно-политическое руководство страны, безусловно, не намеревалось предпринимать какие-либо превентивные боевые действия в отношении нацистской Германии, как это утверждают некоторые авторы. И.В.Сталин и его ближайшие соратники надеялись, что войны с ней удастся избежать по крайней мере до начала 1942 г. Ведь аксиомой является то, что проведение крупных реформ в любых сферах жизнедеятельности государства, включая и реформы специальных служб страны, результативно лишь в перспективно стабильной обстановке, когда потерянный темп их работы будет возможно постепенно восстановить. Изучение соответствующих материалов Центрального архива ФСБ России показывает, что с февраля по середину июня 1941 г. 3-е управление наркомата обороны смогло предоставить своему новому руководству всего часть информации по важнейшим вопросам боевой готовности войск, недостатков в управленческих действиях разноуровневых структур, включая и подразделения Генерального штаба. Так, в апреле 1941 г. начальник военной контрразведки проинформировал С.К.Тимошенко о серьёзных системных проблемах в Разведывательном управлении, разведотделах военных округов и зарубежных аппаратах[152].
По заданию ЦК ВКП(б) 3-е управление НКО СССР, в частности его авиационный отдел, активно участвовало в информационном обеспечении готовившегося постановления «Об авариях и катастрофах в авиации Красной армии», которое было принято 9 апреля 1941 г. В определённой степени военные контрразведчики даже инициировали это решение ЦК ВКП(б) и Совнаркома[153]. Речь в этом документе шла далеко не только и не столько о технических причинах гибели лётно-подъёмного состава и уничтожении самолётов, сколько о расхлябанности и недисциплинированности в авиационных частях, т. е. о субъективных моментах, что и находилось в фокусе деятельности военной контрразведки и политорганов. Начальник 3-го управления НКО А.Н.Михеев, несмотря на прямую подчинённость наркому обороны, сообщил в Центральный комитет партии о «неблаговидном» поведении своего непосредственного начальника, который, якобы не разобравшись в причинах многих катастроф, подписал «замазывающий» всё дело доклад заместителя наркома — руководителя ВВС РККА генерал-лейтенанта П.В.Рычагова. В итоге военно-политическое руководство страны посчитало необходимым снять последнего с занимаемой должности, а также предложило наркому обороны представить проект решения Главного Военного Совета в разрезе вышеуказанного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР[154].
За предвоенные месяцы 3-е управление НКО СССР реализовало с санкции наркома лишь одну серьёзную оперативную разработку на группу генералов и офицеров бывшей латышской армии. Причём эта разработка была начата ещё до проведения реформы военной контрразведки, и первые спецсообщения на имя И.В.Сталина по поводу проведённых арестов направлялись из НКГБ СССР за подписью В.Меркулова, а не руководителя военной контрразведки А.Н.Михее-ва. Только после допросов главы антисоветской организации генерала Ж.К.Баха с учётом того, что все лица, названные им в показаниях, являлись военнослужащими РККА (24-го территориального Латвийского стрелкового корпуса. — Авт.) оперативные и следственные материалы для дальнейшего расследования были переданы в 3-е управление НКО CCCP[155]. Уволенных в запас, разрабатываемых и уже арестованных латышских генералов и офицеров НКГБ СССР оставил за собой. Этот факт, так же как и проведение разработки военнослужащих в течение месяца после создания 3-го управления Наркомата обороны, свидетельствует об отсутствии у В.Меркулова, а следовательно, и у Л.П.Берию желания отдавать военную контрразведку в другое ведомство, о стремлении исподволь, пока ещё идёт реформа, переубедить И.В.Сталина относительно принятого решения.
Здесь необходимо заметить, что в преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома о передаче Особого отдела из НКВД в НКО и НК ВМФ СССР ничего не говорилось об успехах военных контрразведчиков по борьбе со шпионажем, будто они этой проблемой и не занимались. Речь шла только об укреплении боевой мощи Красной армии и Военно-морского флота, что само по себе не вызывало необходимости проведения реформы. Более того, если мы сопоставим задачи Особого отдела НКВД СССР, определённые постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 января 1939 г., с задачами третьих управлений НКО и НК ВМФ, то увидим, что они текстуально во многом совпадают, а что касается информирования командования о вскрытых недостатках в войсках, то в первом документе это прописано даже более детально[156].
Таким образом, можно констатировать по крайней мере преждевременность реформы военной контрразведки, её субъективистскую основу. И тем не менее реорганизация состоялась.
В середине марта 1941 г., т. е. через месяц после создания третьих управлений и отделов удалось разработать положение о них, которое по непонятным до сих пор причинам было утверждено наркомом обороны (к тому времени уже Маршалом Советского Союза. — А.З.) С.К.Тимошенко лишь 12 апреля и объявлено приказом НКО СССР № 0028[157].
В положении подчёркивалось, что 3-е управление существует на правах Главного управления НКО СССР, а его начальник подчиняется только народному комиссару обороны и выполняет только его распоряжения[158]. Несомненно, И.В.Сталин ознакомился с текстом положения и не мог не обратить внимания на выделенные нами слова. После того что было вскрыто в ходе проработки вопроса об аварийности и катастрофах в авиации, он, надо полагать, почувствовал утрату одного из важнейших источников информации о состоянии советских Вооружённых сил, поддержав предложение наркома обороны С.К.Тимошенко о подчинении тому органов военной контрразведки. При таком рассмотрении данного вопроса становится понятным, почему буквально через несколько дней после утверждения на Политбюро выводов по фактам аварийности катастроф и подписания наркомом своего приказа № 0028 появилось совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О третьих управлениях НКО и НК ВМФ»[159]. В нём отмечалось, что практика применения постановления о передаче Особого отдела НКВД в ведение НКО и НК ВМФ показала наличие проблем во взаимодействии всех структур госбезопасности и единстве их действий. Поэтому и состоялось решение о введение в штаты третьих управлений и в их местные органы (вплоть до бригадных, гарнизонных и т. д.) должностей заместителей, которые бы одновременно подчинялись соответствующим руководителям НКГБ-УНКГБ. Эти заместители назначались, перемещались и увольнялись со службы приказами НКГБ и содержались за счёт сметы этого наркомата. В постановлении ещё раз подчёркивалась роль Центрального и территориальных советов руководителей спецслужб. Председателями советов являлись нарком госбезопасности и начальники УНКГБ. Таким образом, высшее военно-политическое руководство страны частично устранило негативный эффект от выделения военной контрразведки из общей системы госбезопасности с её прямым подчинением лично И.В.Сталину. Вскоре руководитель большевистской партии стал инициировать решения о передаче ряда расследуемых дел на военнослужащих из 3-го управления НКО в НКГБ СССР. В частности, 3 июня 1941 г. принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о передаче в наркомат госбезопасности дела на бывшего командующего ВВС Московского военного округа генерал-лейтенанта авиации Героя Советского Союза П.И.Пумпура, арестованного ещё 31 мая[160].
Все отрицательные стороны осуществлённой реформы проявились с началом Великой Отечественной войны. В условиях боевых действий командование требовало от военных контрразведчиков лишь участия в наведении порядка в войсках, проведении разведки непосредственно в тактической зоне обороны, а также недопущения ухода военнослужащего с позиций без приказа. Ни о какой планомерной борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью противника речи в первый месяц войны не шло. И это происходило на фоне изданной 3-м управлением НКО СССР директивы № 34794 от 22 июня 1941 г.[161] Согласно её тексту от военных контрразведчиков требовалось усилить именно оперативную работу, провести в жизнь планы перестройки агентурно-осведомительной сети в соответствии с потребностями условий военного времени. Если это возможно было реализовать в тыловых районах, то в зоне боевых действий и в прифронтовых районах усилия военных контрразведчиков направлялись исключительно на выполнение приказов командования. Информация 3-го управления НКО СССР и его подчинённых органов доходила до созданного в конце июня 1941 г. Государственного комитета обороны лишь в том виде, в котором её представлял, если вообще представлял, нарком — Маршал Советского Союза С.К.Тимошенко. В отличие от руководителей НКВД (Л.П.Берия) и НКТБ (В.Меркулов) начальник военной контрразведки А.Н.Михеев не имел права прямого доклада И.В.Сталину и другим членам ГКО[162].
Ввиду перегруженности работой в постоянно меняющейся обстановке нарком обороны не находил времени для рассмотрения и утверждения положения о работе органов 3-го управления НКО в военное время. По крайней мере до конца июня 1941 г. (как явствует из директивы № 35523 от 27.06.1941 г., подписанной А.Н.Михеевым и разосланной в подчинённые органы) руководителям аппаратов военной контрразведки в войсках предлагалось руководствоваться в своих действиях временными правилами, которые, по существу, и являлись проектом положения[163].
Здесь следует подчеркнуть, что приказы и директивы начальника 3-го управления НКО СССР не являлись руководством к действию командующих армиями и фронтами, а подлежали исполнению лишь сотрудниками военной контрразведки. Подобного рода документы доводились до командования лишь в порядке ознакомления и практически не влияли на принимаемые им решения.
10 июля 1941 г. были созданы аппараты главнокомандующих Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Для обеспечения главкомов своевременной информацией о состоянии подчинённых им войск, совместным приказом по третьим управлениям НКО СССР и НКВМФ от 15 июля при ставках главкомов создавались третьи отделы[164].
Главкомом войск Западного направления был назначен С.К.Тимошенко. Вместе с ним на фронт убыл и начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, занявший одновременно и должность начальника третьего отдела главкомата. Поскольку отъезд руководителя всей системы военной контрразведки страны не вызвал возражений со стороны ответственного за государственную и общественную безопасность в ГКО Л.П.Берии, то можно предположить, что уже в первой декаде июля прорабатывалось решение о структурных преобразованиях в подведомственной ему сфере. Ведь ещё 6 июля 1941 г. ГКО принимает постановление № 37сс о введении военной цензуры, которым предписывалось именно третьим управлениям НКО и НКВМФ в пятидневный срок сформировать соответствующие отделения, обратив на их укомплектование около тысячи сотрудников 4-го отдела НКГБ СССР. Это решение было объявлено совместным приказом от 13 июля наркомов С.К.Тимошенко и Н.Г.Кузнецова[165]. Однако уже через четыре дня — 17 июля 1941 г. — по докладу Л.П.Берии и В.Н.Меркулова ГКО решило реорганизовать военную контрразведку и передать её в НКВД[166]. В постановлении ГКО № 187сс указывалось: «1. Преобразовать органы Третьего управления, как в действующей армии, так и в военных округах (от отделений в дивизиях и выше) в особые отделы, а Третье управление — в Управление особых отделов; 2. Подчинить Управления особых отделов и особые отделы Народному комиссариату внутренних дел, а уполномоченного особотдела в полку и особотдела в дивизии одновременно подчинить соответствующему комиссару полка и комиссару дивизии»[167].
Члены ГКО согласились с предложенной Л.П.Берией формулировкой главной задачи особых отделов: решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной армии, ликвидация дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе. Особым отделам предоставлялось право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте. Для реализации поставленных задач постановлением ГКО предписывалось НКВД дать в распоряжение особых отделов необходимые вооружённые отряды из войск наркомата внутренних дел.
Следует заметить, что члены ГКО обратили внимание лишь на органы военной контрразведки в Красной армии, но оставили без изменения таковые в Военно-морском флоте. Что касалось последних, то они были реорганизованы только 10 января 1942 г. на основании постановления ГКО № 1120сс[168]. Такое особое отношение к контрразведке в РККА, и прежде всего в действующей армии, становится понятным, если учесть, что накануне принятия решения о реорганизации 3-го управления НКО СССР и подчинённых ему отделов состоялось заседание членов ГКО, на котором было постановлено арестовать и придать суду военного трибунала бывшего командующего Западным фронтом Д.Г.Павлова и группу подчинённых ему генералов[169]. Им инкриминировались позорная для командира трусость, бездействие, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдача оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций. В этот же день (15 июля 1941 г.) члены ГКО рассмотрели ещё три важных вопроса: 1) проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в РККА, а также проект Положения о комиссарах[170]; 2) проект приказа Ставки ВТК «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий» 3) о создании Можайской линии обороны.
Все эти решения подчёркивали негативную оценку складывающейся на фронтах ситуации и таковой же прогноз на ближайшие месяцы. Поэтому и принимаемые меры носили экстраординарный характер. Требовалось не только усилить централизацию усилий ряда государственных ведомств, но и придать им более жёсткий характер, включая и область контроля за действиями командования фронтов, армий, корпусов, дивизий и т. д. Отсюда становится понятным, почему военная контрразведка передавалась в НКВД, а оперуполномоченные в полках и начальники особых отделов дивизии получили двойное подчинение — своим непосредственным начальникам и соответствующим военным комиссарам (а не командирам).
Постепенно складывающейся системой работы ГКО предусматривалось, что принимаемые постановления детально развиваются в приказах и директивах ответственных за реализацию предпринимаемых мер. Так произошло и в случае с реорганизацией органов военной контрразведки. Л.П.Берия уже 18 июля 1941 г. подписал директиву № 169 и распорядился о передаче её на места. В тексте документа чётко формулировался смысл проведённых преобразований — «повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами и всякого рода паникёрами и дезорганизаторами»[171]. От военных контрразведчиков требовалась беспощадная расправа с такими категориями лиц. Причём в директиве слова «беспощадность», «уничтожение», «ликвидация» повторены были неоднократно, что подчёркивало экстраординарность подлежащих принятию мер.
В директиве речь шла и об укреплении руководящего состава особых отделов, однако никаких конкретных фамилий не указывалось. Тем не менее начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, геройски проявивший себя в боях, но не проявивший достаточных организаторских и чекистских качеств как глава военной контрразведки страны, даже не рассматривался на пост начальника Управления особых отделов, впрочем, как и два его заместителя (Н.А.Осетров и А.Н.Клыков). Согласно приказу НКВД СССР № 00940 от 19 июля 1941 г. после согласования (по номенклатурному принципу) с аппаратом ЦК ВКП(б) и председателем ГКО И.В.Сталиным начальником Управления особых отделов был назначен заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С.Абакумов[172]. Для военного командования и личного состава особых отделов он до своего назначения оставался неизвестным, поскольку никогда ранее не работал в военной контрразведке, а трудился на оперативных и руководящих должностях в экономических и секретно-политических подразделениях[173]. Надо полагать, что рекомендация Л.П.Берии сыграла решающее значение при назначении В.С.Абакумова и не потребовалось представлять его лично председателю ГКО и (19 июля 1941 г.) наркому обороны И.В.Сталину. Среди лиц, посетивших кабинет главы государства, мы не находим фамилии В.С.Абакумова до 31 марта 1943 г., когда решался вопрос о создании контрразведки «Смерш»[174]. Однако это не означает, что В.С.Абакумов не имел персональных докладов у Верховного Главнокомандующего вне Кремля, а также телефонных переговоров. Вместе с тем письменные доклады в ГКО подписывал Л.П.Берия, даже если их содержание касалось сугубо деятельности особых отделов и вопросов о деятельности войск и военных укреплений.
В развитие постановления ГКО В.С.Абакумов предпринял необходимые меры по ускорению реорганизации военной контрразведки. Если оперативные и следственные аппараты подлежали лишь незначительным изменениям, то воинские подразделения при особых отделах предстояло ещё создать. За подписью наркома внутренних дел был подготовлен приказ № 00941 от 19 июля 1941 г. о сформировании частей войск НКВД при органах военной контрразведки[175]. Особым отделам дивизии и корпусов полагалось иметь отдельные стрелковые взводы, армейские роты, а фронтовым — батальоны.