Ввиду перегруженности работой в постоянно меняющейся обстановке нарком обороны не находил времени для рассмотрения и утверждения положения о работе органов 3-го управления НКО в военное время. По крайней мере, до конца июня 1941 г. (как явствует из директивы № 35523 от 27.06.1941 г., подписанной А.Н.Михеевым и разосланной в подчинённые органы) руководителям аппаратов военной контрразведки в войсках предлагалось руководствоваться в своих действиях временными правилами, которые, по существу, и являлись проектом положения[573].

Здесь следует подчеркнуть, что приказы и директивы начальника 3-го управления НКО СССР не являлись руководством к действию командующих армиями и фронтами, а подлежали исполнению лишь сотрудниками военной контрразведки. Подобного рода документы доводились до командования лишь в порядке ознакомления и практически не влияли на принимаемые им решения.

10 июля 1941 г. были созданы аппараты главнокомандующих Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Для обеспечения главкомов своевременной информацией о состоянии подчинённых им войск совместным приказом по третьим управлениям НКО СССР и НКВМФ от 15 июля при ставках главкомов создавались третьи отделы[574].

Главкомом войск Западного направления был назначен С.К.Тимошенко. Вместе с ним на фронт убыл и начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, занявший одновременно и должность начальника 3-го отдела главкомата. Поскольку отъезд руководителя всей системы военной контрразведки страны не вызвал возражений со стороны ответственного за государственную и общественную безопасность в ГКО Л.П.Берии, то можно предположить, что уже в первой декаде июля прорабатывалось решение о структурных преобразованиях в подведомственной ему сфере. Ведь ещё 6 июля 1941 г. ГКО принимает постановление № 37сс о введении военной цензуры, которым предписывалось именно 3-м управлениям НКО и НКВМФ в пятидневный срок сформировать соответствующие отделения, обратив на их укомплектование около тысячи сотрудников 4-го отдела НКГБ СССР. Это решение было объявлено совместным приказом от 13 июля наркомов

С.К.Тимошенко и Н.Г.Кузнецова[575]. Однако уже через четыре дня — 17 июля 1941 г. — по докладу Л.П.Берии и В.Н.Меркулова ГКО решило реорганизовать военную контрразведку и передать её в НКВД[576]. В постановлении ГКО № 187сс указывалось: «1. Преобразовать органы Третьего управления как в Действующей армии, так и в военных округах (от отделений в дивизиях и выше) в особые отделы, а Третье управление — в Управление особых отделов; 2. Подчинить Управления особых отделов и особые отделы Народному комиссариату внутренних дел, а уполномоченного особотдела в полку и особотдела в дивизии одновременно подчинить соответствующему комиссару полка и комиссару дивизии»[577].

Члены ГКО согласились с предложенной Л.П.Берией формулировкой главной задачи особых отделов: решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной армии, ликвидация дезертирства непосредственно в прифронтовой полосе. Особым отделам предоставлялось право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте. Для реализации поставленных задач постановлением ГКО предписывалось НКВД дать в распоряжение особых отделов необходимые вооружённые отряды из войск наркомата внутренних дел.

Следует заметить, что члены ГКО обратили внимание лишь на органы военной контрразведки в Красной армии, но оставили без изменения таковые в Военно-морском флоте. Что касалось последних, то они были реорганизованы только 10 января 1942 г. на основании постановления ГКО № 1120сс[578]. Такое особое отношение к контрразведке в РККА, и прежде всего в действующей армии, становится понятным, если учесть, что накануне принятия решения о реорганизации 3-го управления НКО СССР и подчинённых ему отделов состоялось заседание членов ГКО, на котором было постановлено арестовать и придать суду военного трибунала бывшего командующего Западным фронтом Д.Г.Павлова и группу подчинённых ему генералов[579]. Им инкриминировалась позорная для командира трусость, бездействие, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдача оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций. В этот же день (15 июля 1941 г.) члены ГКО рассмотрели ещё три важных вопроса: 1) проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в РККА, а также проект Положения о комиссарах[580]; 2) проект приказа Ставки ВТК № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий»; 3) о создании Можайской линии обороны.

Все эти решения подчёркивали негативную оценку складывающейся на фронтах ситуации и таковой же прогноз на ближайшие месяцы. Поэтому и принимаемые меры носили экстраординарный характер. Требовалось не только усилить централизацию усилий ряда государственных ведомств, но и придать им более жёсткий характер, включая и область контроля за действиями командования фронтов, армий, корпусов, дивизий и т. д. Отсюда становится понятным, почему военная контрразведка передавалась в НКВД, а оперуполномоченные в полках и начальники особых отделов дивизии получили двойное подчинение — своим непосредственным начальникам и соответствующим военным комиссарам (а не командирам).

Постепенно складывающейся системой работы ГКО предусматривалось, что принимаемые постановления детально развиваются в приказах и директивах ответственных за реализацию предпринимаемых мер. Так произошло и в случае с реорганизацией органов военной контрразведки. Л.П.Берия уже 18 июля 1941 г. подписал директиву № 169 и распорядился о передаче её на места. В тексте документа чётко формулировался смысл проведённых преобразований — «повести беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами и всякого рода паникёрами и дезорганизаторами»[581]. От военных контрразведчиков требовалась беспощадная расправа с такими категориями лиц. Причём в директиве слова «беспощадность», «уничтожение», «ликвидация» повторены были неоднократно, что подчёркивало экстраординарность подлежащих принятию мер.

В директиве речь шла и об укреплении руководящего состава особых отделов, однако никаких конкретных фамилий не указывалось. Тем не менее начальник 3-го управления НКО СССР А.Н.Михеев, геройски проявивший себя в боях, но не проявивший достаточных организаторских и чекистских качеств как глава военной контрразведки страны, даже не рассматривался на пост начальника Управления особых отделов, впрочем, как и два его заместителя (Н.А.Осетров и А.Н.Клыков). Согласно приказу НКВД СССР № 00940 от 19 июля 1941 г. после согласования (по номенклатурному принципу) с аппаратом ЦК ВКП(б) и председателем ГКО И.В.Сталиным начальником Управления особых отделов был назначен заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С.Абакумов[582]. Для военного командования и личного состава особых отделов он до своего назначения оставался неизвестным, поскольку никогда ранее не работал в военной контрразведке, а трудился на оперативных и руководящих должностях в экономических и секретно-политических подразделениях[583]. Надо полагать, что рекомендация Л.П.Берии сыграла решающее значение при назначении В.С.Абакумова и не потребовалось представлять его лично председателю ГКО и (19 июля 1941 г.) наркому обороны И.В.Сталину. Среди лиц, посетивших кабинет главы государства мы не находим фамилии В.С.Абакумова до 31 марта 1943 г., когда решался вопрос о создании контрразведки «Смерш»[584]. Однако это не означает, что В.С.Абакумов не имел персональных докладов у Верховного Главнокомандующего вне Кремля, а также телефонных переговоров. Вместе с тем письменные доклады в ГКО подписывал Л.П.Бе-рия даже если их содержание касалось сугубо деятельности особых отделов и вопросов о деятельности войск и военных укреплений.

В развитие постановления ГКО В.С.Абакумов предпринял необходимые меры по ускорению реорганизации военной контрразведки. Если оперативные и следственные аппараты подлежали лишь незначительным изменениям, то воинские подразделения при особых отделах предстояло ещё создать. За подписью наркома внутренних дел был подготовлен приказ № 00941 от 19 июля 1941 г. о сформировании частей войск НКВД при органах военной контрразведки[585]. Особым отделам дивизии и корпусов полагалось иметь отдельные стрелковые взвода, армейские роты, а фронтовым — батальоны.

Чтобы повысить общий профессиональный уровень сотрудников, были организованы курсы при Высшей школе НКВД с численностью одновременно обучающихся 850 человек. Согласно приказу НКВД СССР № 00960 от 23 июля 1941 г. занятия на курсах планировалось начать уже с 26 июля[586].

В конце месяца В.С.Абакумов подписал директиву № 39212 (от 28.07.1941 г.), касающуюся усиления работы заградительных отрядов по выявлению и разоблачению агентуры противника, перебрасываемой через линию фронта. В данном документе нашёл своё отражение некоторый опыт по борьбе со шпионами и диверсантами, завербованными абверовцами из числа советских военнопленных. Их практически не готовили, а лишь инструктировали по проведению прифронтовой разведки и совершению диверсий, а также ведению пораженческой пропаганды[587].

Заградительные отряды начали организовываться командованием армий и фронтов с разрешения Ставки ВЧК и до издания вышеуказанной директивы решали различные задачи, порой далёкие от контрразведки: помогали командованию в поддержании дисциплины и воинского порядка, пресечении бегства командиров и бойцов с занимаемых позиций, в ликвидации паники и т. д.

Легитимизация действий заградительных отрядов и укрепление правовой основы деятельности военной контрразведки происходила и далее. Так, 12 августа 1941 г. нарком обороны И.В.Сталин подписал приказ военным советам фронтов и армий о необходимости придания суду военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава, оставляющих позиции без приказа своего руководства. Под суд предлагалось отдавать военнослужащих до командира батальона включительно. Данный приказ отражал сложнейшую ситуацию на фронте. К середине августа части вермахта уже продвинулись на 400–600 км на северо-западном направлении и до 350 км на юго-западном. Наша армия оставила территорию Латвии, Литвы, почти всю Эстонию и Белоруссию, значительную часть Украины. Враг вышел на дальние подступы к Ленинграду, захватил Смоленск, под угрозой оккупации находился Киев. Отступление вызывало многочисленные случаи растерянности и даже паники, которой поддавались и лица комсостава. Безусловно, этот приказ при его реализации на местах иногда давал основу для скоропалительных решений, но в целом он сыграл свою мобилизующую роль[588].