— Дьявол кроется в деталях, — скупо изрекает и, обиженно вздернув подбородок, отворачивается к окну.
Я всплескиваю руками.
— Как прикажешь это понимать?
Разумеется, она молчит. НУ РАЗУМЕЕТСЯ.
Папе всегда неловко, когда мы цапаемся, однако он предпочитает не вмешиваться и увлеченно смотрит телевизионную передачу об экзотических птицах Амазонки.
Я понимаю, что мама так ведет себя не со зла, но мне надоело постоянно напоминать, что со своей жизнью, порядком в доме, рационом питания и прочими бытовыми вопросами я хочу разбираться без чьего-либо вмешательства.
Впрочем, мое очередное возмущение ее поступками — словно в пустоту. Мама задавила своим авторитетом папу, и все никак не успокоится, что у нее это не вышло со мной. Последней каплей становится это:
— Ну, теперь мне понятно, почему Тамерлан с тобой развелся! — громко восклицает она на всю квартиру, роясь в кухонном шкафу. — Какой бардак, Элла! А сюда посмотри… Хлебные крошки повсюду!
Я, подойдя, с силой захлопываю дверцу шкафа прямо перед маминым носом. Как оказалось, это было достаточно неожиданно для нее. Она вздрогнула и отскочила.
— Ты ничего не знаешь о нас с Тимуром. Если в твоей реальности мужчины и правда разводятся с женщинами из-за таких мелочей, то мне очень жаль.
Прикусываю язык, чтобы не добавить: тебя.
Но маму все равно обижает брошенная мной фраза, поэтому остаток нашего чаепития она показательно молчит. И домой они с папой собираются подозрительно скоро. Я не останавливаю их, ведь с моей стороны это было бы лицемерием. Обещаю себе только позвонить маме позже и попросить прощения, хоть даже считаю себя правой. Это же мама. Как бы с ней тяжело ни было, тетя Люда права, — она любит меня. Просто я единственная дочь, ей хочется подарить кому-то свою заботу. Она делает это как-то странно, по-своему. И все время, конечно же, намекает, что я должна подарить им с папой внуков.
Несмотря на слегка испорченное настроение, все выходные я будто нахожусь в некой эйфории. К тому же, Лилия Николаевна восхищенно отзывается о «нашей» с Марго работе, которую я отправила главреду субботним утром. Специально игнорирую уведомления из приложения сайта знакомств, чтобы продлить ощущения кайфа. Мне просто нравится представлять, что бы могли написать и Лев, и Тигр. Понятное дело, руки чешутся поскорее прочитать их сообщения. Я уверена, они писали. Но контролирую себя, давая немного времени принять то, что случилось. Почему-то жду, что Тимур как-то объявится: позвонит, приедет, но этого не происходит.
Все-таки это было приятно, необычно. Черт возьми, это было классно! Я знаю, меня бы осудила каждая женщина в нашем офисе, однако очень сомневаюсь, что в глубине души они же не мечтали бы о таком же самом. Особенно, если учесть, какими взглядами наши дамы провожают Игната Артуровича…
Не знаю, что это за новое незнакомое чувство. Я давлю его в себе, душу, ругаю себя. Мне не нравится острое превосходство, зарождающееся внутри. Но оно помогает справляться с неуверенностью, с нелюбовью. Оно помогает взглянуть на себя иначе. На свое лицо, на тело, на волосы, на достоинства и недочеты. Я больше не хочу серых красок в одежде, поэтому в воскресенье внезапно срываюсь по магазинам. Красный, как много красного. Я хочу все это. Хочу быть сексуальной, желанной. Хочу, чтобы привлекательной была не только Скарлетт, но и Элла.
Утром в понедельник я долго сижу в машине, не осмеливаясь выйти из нее и направиться к дверям бизнес-центра. Я была в восторге, когда вчера выбирала черную кружевную блузку с открытыми плечами и темно-зеленую юбку-карандаш. Я оставалась в таком же восторге сегодня перед зеркалом. Дома. А теперь снова трушу. Мне кажется, будто эта юбка выставляет напоказ мои бедра: они слишком крутые, округлые. Это вызывающе. Я так не одевалась раньше. А декольте блузки пусть и не глубокое, но обнаженная шея и плечи вызывают во мне сомнения. Я осознаю, что это страх перед мнением общества, и ничего более. У нас нет в офисе строго дресс-кода. Я одета вполне презентабельно, а главное — прилично. Так чего я боюсь? В конце концов, разозлившись на себя, выхожу из машины. Несколько заинтересованных улыбающихся взглядов от мимо проходящих мужчин вселяют чуточку решительности. Я не сверну назад хотя бы потому, что опоздаю на работу в таком случае.
Уже в офисе я ощущаю нацеленные в спину жгучие, колющие почти нестерпимые взгляды коллег. Мужчин в отделе, где работаю я, нет, а мне зачем-то необходимо подтверждение лишний раз, что выгляжу хорошо. До последнего думаю, что дело в моем внешнем виде. Марина со мной даже не здоровается. При виде меня, приближающейся к ее рабочему столу, она отворачивается. Да что происходит? Теперь я действительно нервничаю.
Слышу пружинистые, широкие шаги за спиной. Обернувшись, вижу злого Аскарова, который несется к своему кабинету. Он пролетает мимо меня, и я не могу не отметить, насколько он в ярости.
— Немедленно ко мне в кабинет! — приказывает босс.
Я никогда раньше не слышала, чтобы его тон был таким холодным, таким отстраненным и озлобленным. Буквально добивает то, как перешептываются в отделе сотрудницы и то, как злорадно фыркает Марина. Так страшно мне не было давно. Даже представить не могу, что такого ужасного я могла сделать!