Глава 14

Пока на дрожащих ногах следую за начальником, телефон в руках взрывается от входящих. Это Марго. Горло немеет, когда Игнат Артурович, не прекращая шагать вперед, оборачивается и бросает на меня короткий режущий взгляд. Самое обидное — это то, что я чувствую его разочарование. Мне показалось, будто между нами за такой маленький срок возникли доверительные отношения. Я бы не хотела обмануть его надежд, потому что я, как и он во мне, почувствовала в нем искренность. 

— Эллусь, — Жанна Мартынова, сидящая на своем рабочем месте невдалеке от кабинета Аскарова, еле слышно зовет меня, — держись, — по-настоящему сочувствующе говорит и смотрит сострадательно, — я знаю, ты этого не делала.

Я в шоке. Только собираюсь спросить: не делала чего, как упираюсь в спину Игнату Артуровичу. Он тяжело вздыхает, я тут же отхожу на два шага назад. Открывает дверь и пропускает меня вперед. Моментально все разговоры внутри прекращаются. Две пары глаз внимательно исследуют мою персону, оглядывают с ног до головы. Главный редактор, Лилия Николаевна и шеф-редактор, Таня Успенская смотря по-разному: первая — несколько потрясенно и с сожалением, а вторая — цинично и с издевкой. Я давно знаю, что не нравлюсь Тане и никогда не нравилась.

— Что ж, теперь, когда все в сборе, — одноцветным голосом произносит Лилия Николаевна, — можем начать.

Отсюда мне видно, как под столом Успенская беззаботно болтает ногой. Она крутит ручку между пальцами и выглядит такой ликующей, даже веселой, будто бы ничего такого не происходит. Будто бы моя жизнь вот-вот не покатится в тартарары окончательно. А я чувствую, что именно так и случится с минуты на минуту. Мне ничего не понятно, я машинально сажусь за стол. Кладу на него телефон, и он снова начинает трезвонить. Марго явно хочет сообщить мне что-то важное. Затуманенное сознание подсказывает, что настойчивые звонки Маргариты и это незапланированное совещание связаны. Но выключаю смарт, потому что Игнат делает мне молчаливое замечание — одними глазами.

Сам он достает из внутреннего кармана пиджака свой мобильный и, покопавшись в нем, протягивает вдруг мне. Я смотрю на него с изумлением, не решаясь ничего предпринять.

— Ну же, — раздражается Аскаров, — посмотрите на последствия вашего интервью, Элла Евгеньевна. Я решил дождаться вас, чтобы показать лично.  

 В какой-то абсолютной прострации я смотрю короткое видео, в котором божий одуванчик, Ева Васильевна вся в слезах рассказывает на камеру, что сотрудники нашего издания ворвались в ее дом и стали требовать интервью, от которого она ранее отказалась. Бабуля-художница плачет так искренне, что даже я готова поверить ей! Держа в руке телефон, она изменяет режим съемки, и теперь зрителю видно широкое растерзанное полотно у ног Евы Васильевны.

— Изверги! — горестно и надрывно всхлипывает и причитает уважаемая пейзажистка. — Посмотрите, что они сделали с моей предпоследней работой!

Я едва дышу, когда слушаю дальше о том, кто из знаменитостей оценил эту картину и как она была важна для самой художницы. Я… просто не могу поверить. Когда минутное видео кончается, в полном ауте поднимаю глаза на Игната Артуровича. Чувствую, что слезы мне сдерживать удастся совсем недолго. Аскаров старается выдерживать бесконфликтный тон:

— Я знаю, что вы этого не делали, Элла Евгеньевна. Моя секретарша уже связалась с Маргаритой Анисимовой, и та подтвердила, что встреча с Евой Васильевной прошла гладко и мирно, — практически сквозь зубы. Судорожный вздох, а затем рычание: — Но какого черта вы поперлись к ней на ночь глядя?!

Мой мозг пытается в чрезвычайно быстром режиме переварить кучу информации, но ключевое: Марго не сдала, что меня с ней не было, а Лилия Николаевна не просто так смотрела на меня… виновато! Да, вот как она смотрела. Я, придя к этой догадке, немедленно перевожу на нее взгляд. Главред почти незаметно качает головой, и я понимаю ее бессловесный намек. Кошмар. Как же это нечестно.

— Журнал встрянет из-за тебя в неприятности, — смотря на меня с высокомерием, ставит в известность Успенская. У меня даже нет сил, чтобы раздумывать над ее зазнайством. — Игнат Артурович, прошу это учесть. Мы все изначально были проинформированы родственниками Евы Васильевны, что у несчастной старушки деменция. Она и на членов своей семьи кидается в моменты обострения, обвиняет в краже денег… — Таня переходит на обманчиво сердобольную интонацию: — Конечно, каждый в журнале знает, какой ты хороший и душевный человек, Элла, но это не отменяет твоего непрофессионализма.

Если бы Таня могла дотянуться до моей руки через стол, она бы точно положила свою ладонь сверху, чтобы, наверное, к ней навсегда приклеился милосердный образ. Я вспоминаю сегодняшнюю реакцию Марины, и готова не согласиться с шеф-редактором — не каждый в журнале уверен в моей невиновности. Лилия Николаевна решает полностью выбить меня из колеи. Когда она вставляет свои «пять копеек», я уже не могу не плакать:

— Безумная идея, согласна, — изрекает она тихо, что так на нее не похоже, и прячет глаза. Я просто молча смотрю на главреда, никак не высказывая своего возмущения. На это меня не хватает. — Стоило сначала посоветоваться с начальством, прежде чем принимать такие серьезные решения. Но, Игнат Артурович, Элла Евгеньевна, вероятно, пошла на этот шаг, потому что вы долго и упорно договаривались об интервью, которое мы упустили.

Слезы текут градом. Я отворачиваю голову. Это Лилия Николаевна так меня защищает, чувствую свою непосредственную причастность к моему позору.

— Где была голова у Эллы Евгеньевны? — напрочь выходит из себя Аскаров, вскакивает на ноги. — Человек болен! Вы проникли, по ее версии, к ней домой! — обращается он уже ко мне, крича. — Нельзя было ни в коем случае в таких условиях работать с Евой Васильевной! Ни в коем случае! Теперь ее внучка просит компенсировать тяжелое душевное состояние бабушки, — он нарочито протягивает последнее предложение, упирается руками в стол и смотрит на меня в упор. — Что будем делать? От нас требует больших денег, не то видео попадет в СМИ. И потом Элле Евгеньевне уже никак не скрыться от уголовного преследования…

Услышав о вымогательстве средств, я вскидываю голову, а Лилия Николаевна вжимает свою в плечи, как только Аскаров спрашивает:

— Ева Васильевна с вами лично связывалась? Вас просила приехать? Или вам кто-то передал поручения?