— ДЕРЖИСЬ! — кричу я.
Волна страха никогда еще не поглощала меня целиком. Ни разу в жизни я не оказывался перед лицом смерти. И не своей, а смерти близкого человека, что гораздо хуже.
— Не смотри вниз, не смотри вниз! — командую я, стараясь скрыть панику в голосе.
А сам смотрю в пропасть. Господи, нет. Если Игнат упадет, ему не выжить.
— Тёть Насть! Тёть Насть! — женский истеричный и крайне напуганный голос заставляет нас помолчать и прислушаться.
Вбегая в дом, запыхавшаяся Алина застревает в дверях кухни, пытаясь отдышаться. Одну руку прижимает к груди, другой убирает волосы с влажного от пота лица.
— Элла! — хрипит она, пугает этим ещё сильнее.
Я сама начинаю бояться и волноваться, к горлу подступает ком. Какое-то плохое предчувствие, ужасное.
— Они сейчас поубивают друг друга, — переводя тяжёлое дыхание, качает головой Алина и указывает рукой в окно.
Я автоматом поворачиваю туда голову, но ничего страшного не вижу. Настасья берётся за сердце.
— Господи... Кто?!
Алина по-прежнему машет рукой в сторону окна, только ещё активнее. Слова будто застревают у неё в горле, она чуть ли не задыхается.
— Аля, я сама тебя убить готова! — не выдерживает напряжения Настасья. — Скажи уже, что случилось!
Ноги несут нас к выходу, и Алина поворачивается к двери. Ведёт нас. Мы почти бежим, спотыкаемся. Сами с Настасьей Павловной не знаем, куда, но не тормозим ни на секунду.
— Игнат с Тимуром дерутся не на жизнь, а на смерть! — Когда появляется возможность, заявляет соседка громко; у неё срывается голос, подкашиваются ноги, но она все равно быстрее нас, все равно впереди.
Настасья Павловна начинает плакать. Силы у нее, несмотря на это, возрастают. Мы прибавляем шаг, хоть и поднимаемся по улице наверх. Бежать по склону не очень получается.
Но потом, около дома дяди Миши, дорога снова выравнивается. Настасья готова забежать в открытую калитку, однако Алина удерживает её за плечо. Затем тянет за руку дальше и меня подгоняет.
— Идемте скорее, не здесь они!
— ГДЕ?! — рыдает уже Настасья так, что соседи сбегаются.