Доктор Островски горестно вздохнул и пожал плечами.

– Честно? Когда я говорил с твоим братом, то был в этом уверен. Сейчас уже не знаю… Скажу больше: после тех историй, которые мне пришлось выслушать в Испании, я даже не знаю, чего хотеть… Давай сравнивать?

– Сравнивать? – переспросила Нина. – Что сравнивать?

– Ну, уж не то, что сравнивали на задней парте, – усмехнулся Игаль. – Ты сказала, что принесла снимки. Будем надеяться, что они нам помогут.

– Ах да, снимки… – женщина извлекла из сумочки несколько блеклых черно-белых фотографий. – Здесь отец в сорок шестом году с товарищами из Хаганы. А эти три карточки из первой половины пятидесятых. И последняя, незадолго до смерти…

Игаль вынул свою козырную колоду. Минуту-другую они сидели, глядя друг другу в глаза через разделяющий их стол, как начинающие игроки в покер.

– Ну что? – сказала наконец Нина Брандт. – Карты на стол?

– На счет три, – кивнул доктор Островски. – Раз… два… три!

Сблизив головы, они рассматривали лежащие на столе фотографии и не верили своим глазам. Если не знать, что речь идет о двух разных людях, можно было с большой степенью уверенности утверждать, что на снимках, сделанных примерно в одно и то же время в Москве и в Тель-Авиве, изображен один и тот же человек. Один и тот же человек, с теми же особенностями телосложения, ростом, овалом лица, разрезом глаз и формой носа… Конечно, старые фотографии не позволяли рассмотреть мелкие детали, но поразительное сходство деда Наума и Ноама Сэлы не подлежало сомнению.

Доктор Островски откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Нина Брандт, отвернувшись, теребила свой кисейный шарф, комом лежащий на подоконнике.

– Что теперь, профессор? – спросила она после затянувшейся паузы.

– Вообще-то это можно было предвидеть, – задумчиво отвечал Игаль. – Ведь одного из них – пусть и после очень большого перерыва – опознал родной брат Наума Островского, а другого – жена. Для этого требовалось если не абсолютное, то очень большое сходство.

– Да, но что ты собираешься делать дальше? – настойчиво повторила Нина.

Игаль равнодушно пожал плечами.

– Не знаю. А надо что-то делать?

– Ну как… – она явно не ожидала такого исхода. – Нельзя же бросать это на середине, так ничего и не узнав?

– Почему? Законом не запрещено.

Нина возмущенно фыркнула.

– При чем тут закон? Погоди… Ты сказал, что узнал в Испании что-то очень важное…

– Скорее, отвратительное, – печально усмехнулся доктор Островски. – Человек по имени Наум Григорьевич Островский, он же камрад Нуньес, был следователем НКВД. НКВД – одно из названий советской политической полиции. НКВД, ЧК, ГПУ, КГБ… – что-то из этого ты наверняка слышала. Аналог нацистского гестапо с теми же методами и той же вседозволенностью. Камрад Нуньес пытал и убивал тех, кого приказывали пытать и убивать, – как в России, так и в Испании, что совсем, абсолютно, категорически не похоже на деда Наума. Хочешь присоединить это прошлое к своему отцу – пожалуйста, не стану возражать. Пусть тогда самозванцем будет мой дед.