— Мадре миа! Тебе что, не терпится сбежать отсюда или, может быть, от меня, а?

— Нет же! — Если бы он только знал, что буквально вырвал у нее это признание! — Но я не хочу быть обузой. Раз я не смогу нормально работать, то буду просто причинять другим лишнее беспокойство…

— О боже, Джоанна, какие глупости! Здесь есть кому о тебе позаботиться, и ты отлично это знаешь! А если боишься, что будешь мешаться у кого-то под ногами — в доме столько комнат, что тебе есть где спрятаться!

Она рассмеялась — не только от радости, что гнев его улетучился и в голосе появились шутливые нотки, но и от облегчения.

— Впрочем, я совсем забыл — может быть, тебя ждут какие-то важные дела? Может, у тебя есть другие основания торопиться домой или кто-то… с кем ты ждешь встречи?

Открыто взглянув на него, Джоанна призналась:

— Я беспокоилась, что приходится так надолго оставлять маму в одиночестве: они с отцом очень любили друг друга, и его внезапная смерть была для нее большим ударом. Но теперь из Австралии приехала мамина сестра; она пробудет у нас не меньше месяца, так что за маму я спокойна.

— Отлично, значит, с этим покончено. Я договорюсь, чтобы каждое утро к тебе приходила сиделка: она поможет тебе умываться и одеваться… — В его глазах снова загорелся озорной огонек. — Сам я сегодня утром не осмелился предложить свои услуги.

Джоанна почувствовала, что краснеет до корней волос, но его смех: «Бедняжка! Впервые тебе нечего сказать!» — помог ей преодолеть смущение, и она тоже засмеялась.

Потом она позвонила матери, чтобы рассказать о случившемся, и предупредить, что задержится в усадьбе дольше, чем предполагала. Вначале забеспокоившись, мать под конец сказала:

— Как любезно со стороны Гранта, что он так о тебе заботится; похоже, он настоящий джентльмен.

Немного поболтав с матерью и теткой, которую она в последний раз видела еще ребенком, Джоанна с улыбкой положила трубку. Теперь, зная об их планах на следующий месяц, она была уверена, что мать будет слишком занята, чтобы чувствовать себя одинокой. За ужином она рассказала об этом разговоре Гранту, и они вместе посмеялись над некоторыми высказываниями ее тетушки. Почувствовав себя непринужденнее, Джоанна сказала:

— Я понимаю, что тебе не хочется задерживаться с оценкой. Когда ты улетаешь в Мексику?

— Ты имеешь в виду, на свадьбу? У меня до отъезда еще целых шесть недель.

— Мария будет замечательной невестой, — сказала Джоанна, вонзая нож себе в сердце.

Грант горделиво улыбнулся.

— Да, еще бы! Просто великолепной! Это будет настоящая фиеста!

И он тут же принялся говорить Джоанне о том, что по утрам к ней будет приходить и помогать сестра Бедфорд. Джоанна удивилась, как быстро он перевел разговор со свадьбы на другую тему. А она-то надеялась выяснить, что он собирается делать после: вернуться в усадьбу, остаться в Мексике или уехать в Штаты. Несмотря на все его внешнее дружелюбие, он снова, почти как в первый день, словно бы говорил ей: «А не слишком ли вы любопытны, мисс Лэндон?» — и советовал заниматься своим делом. Что ж, если ему так угодно, она больше и словом не обмолвится о грядущих изменениях в его жизни.

Сиделка Бедфорд оказалась местной медсестрой. Это была толковая женщина лет сорока, с располагающей внешностью и веселым характером. Каждое утро она помогала Джоанне совершать туалет, затем обматывала ее плечи бинтом в виде «восьмерки», фиксируя в нужном положении сломанную ключицу, после чего помогала ей одеться и вдеть руку в перевязь.

Грант настоял на том, чтобы днем Джоанна больше лежала, пока последствия удара все еще дают о себе знать. Поэтому в первые несколько дней Джоанна почти не двигалась, если не считать небольших прогулок недалеко от дома, которые, впрочем, быстро ее утомили.