Грант уронил письмо на колени.

— Как он был прав! Гордыня… Мой отец был так полон этой дурацкой гордыни, что отправлял эти письма назад, даже не распечатывая. Всю жизнь я не мог простить Уэзерби, что они отвергли мою мать, а оказалось — виноват в этом только отец! Как он мог, как он мог?

Растерявшись, Джоанна не знала, что сказать.

— Что ж, по крайней мере, ты унаследовал усадьбу. Справедливость в конце концов восторжествовала.

— Справедливость?! Это забавно! Ты не поняла. Это произошло слишком поздно. Уехав из Англии, мой отец подался в Штаты. Там он перепробовал несколько профессий и познакомился с матерью, которая гостила у друзей. Не возвращаясь домой, она вышла за него замуж. Ее родным это показалось возмутительным, так что они фактически от нее отказались. Мой отец был заядлым игроком, и даже после моего рождения частенько случалось так, что мы сидели без гроша. Мать была родом из богатой семьи, так что обоим была непривычна бедность, и жилось нам тяжело. Долги росли как снежный ком. Родители переехали в Канаду, но отец не мог, а может, и не хотел исправиться и запил по-черному.

Грант никогда не рассказывал ей о своей жизни, но тут его словно прорвало.

— Мать всегда считала, что он из гордости не хочет просить помощи у родственников. И только когда она слегла, отец нехотя согласился отвезти ее к родителям на ранчо, в Мексику. Они простили ее и взяли нас жить к себе, но отец снова уехал «искать счастья». Больше мы его не видели. Наверное, убит в какой-нибудь трактирной потасовке.

Грант смотрел куда-то вдаль, словно вновь переживая все это, и с трудом выдавливал из себя слова.

— Сколько напрасных страданий! Какая глупость!

Он порывисто поднялся из кресла и подошел к окну.

— Будь он проклят! Будь он проклят!

Услышав в его голосе боль и гнев, увидев, как напряглись его широкие плечи, Джоанна поспешно подошла к Гранту. Она не раздумывая обняла его и принялась нежно нашептывать что-то, словно ребенку. В следующее мгновение он уже обхватил ее за талию, и, тесно обнявшись, они как могли утешали друг друга. Когда их объятия разжались, Грант пристально посмотрел Джоанне в глаза и, подняв руку, нежно коснулся ее лица. Она увидела, что от его ярости и отчаяния не осталось и следа.

— Ты просто чудо!

Увидев, как он склоняется к ней, Джоанна поняла, что он хочет ее поцеловать, и резким движением вырвалась из его объятий. Она желала этого поцелуя — видит Бог, желала страстно. Но ведь Грант женится на Марии! Пробормотав невнятные извинения, Джоанна вырвалась и поспешила прочь, а он так и остался стоять посреди комнаты с выражением глубочайшего изумления на лице, которого Джоанна уже не видела.

Поднявшись в свою комнату и немного отдышавшись, Джоанна принялась ругать себя за несдержанность. Нет чтобы просто и спокойно высвободиться из его объятий! Она же умчалась, как перепуганный заяц, и теперь Грант наверняка догадается о ее чувствах. Да и как он может сомневаться в ее любви, если она так нежно обняла его — просто потому, что для нее невыносим был один вид его страданий?

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. В дверях, усмехаясь, стоял Грант.

— Теперь ты от меня не уйдешь, — шутливо сказал он и тут же поднял руки: — Ну-ну, не надо так пугаться. Я просто хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня вечером. — Джоанна кивнула, и он продолжал: — Отлично. Отправимся в «Тоби Джаг», или ты предпочитаешь что-нибудь более отдаленное?

В усмешке Гранта прибавилось озорства, когда она безропотно одобрила его выбор.

— Великолепно. Я закажу столик на восемь тридцать.

Когда он чинно вышел, Джоанна устало опустилась на кровать. Ну что поделаешь с таким человеком? И все же при мысли о предстоящем вечере она помимо воли испытала радостный трепет. Эта радость не оставляла ее, даже когда она перебирала одежду в шкафу, подыскивая для такого случая что-нибудь особенное.