Джоанне ничего не оставалось, как смириться с этой переменой и сделать вид, что все ей безумно нравится. Лишь когда они вернулись домой и, поблагодарив Гранта за «чудный вечер», Джоанна поднялась к себе в комнату, она вынуждена была признать полное крушение всех своих надежд. И потом, на что она вообще надеялась? Ведь ничего же не изменилось: Грант женится на Марии, а она, закончив оценку, вернется домой, будет заниматься более прозаическими вещами и попытается забыть смуглого красавца, похитившего ее сердце.
И все же, когда этой ночью она, закрыв глаза, мысленно воскрешала в памяти все события прошедшего дня и вновь чувствовала себя в объятиях Гранта, а его непреодолимо влекущие глаза снова пристально смотрели на нее с непривычной нежностью, Джоанна знала, что ЭТО — ее и что ЭТОГО никто и никогда у нее не отнимет. Сон принес ей долгожданное облегчение.
7
На следующий день, устав от долгого сидения за письменным столом, Джоанна решила пару часов отдохнуть на свежем воздухе и немного размяться. Джиллиан убедила се брать Маримбо всякий раз, как только у нее появится возможность, настаивая на том, что жеребцу необходимо движение, а у нее нет времени, чтобы часто на нем ездить.
Сегодня к восторгу, который неизменно испытывала Джоанна, сидя верхом на этом великолепном скакуне, примешивалась неотступная грусть: ведь это ее последняя верховая прогулка. Через несколько дней она навсегда покинет усадьбу. Натянув поводья на холмистом гребне, разделявшем два поместья, и спешившись, она полной грудью вдыхала чистый свежий воздух и слушала восхитительное пение птиц, звучавшее приглушенной увертюрой к великолепию дня. Голубое небо и облака, похожие на клоки сахарной ваты, напоминали театральные декорации, на фоне которых парил ястреб-перепелятник. Легкий ветерок нежно шелестел молодой листвой.
Джоанна любовалась полями и рощами. Мозаика из света и тени лежала перед ней словно карта места, где зарыты сокровища, и она старалась хорошенько запечатлеть ее в своей памяти, чтобы на всю жизнь сохранить это воспоминание. Джоанна чувствовала, что оставляет частицу своей души в этом чарующем уголке Англии. И вдруг мысль о том, что она никогда больше не увидит эти пейзажи и навсегда расстанется с Грантом, который либо продаст поместье, либо — что еще хуже — разделит вековую простоту прекрасной старинной усадьбы с эксцентричной Марией Кортес — сама эта мысль показалась Джоанне непереносимой. Глаза ее наполнились слезами, она вскочила в седло и, подбадривая Маримбо, пустила его в галоп — как будто все набирающая темп скачка могла успокоить ее душевную боль.
И только подскакав почти вплотную к стройному ряду огромных каштанов, Джоанна опомнилась и попыталась остановить коня. Но сбавлять скорость было уже слишком поздно. Она пригнулась — и инстинктивно выбросила вперед руку, чтобы защитить голову от низкой ветки. В следующую секунду она уже летела на землю.
Падая, Джоанна успела сгруппироваться, но шок от удара был так велик, что ее оглушило и несколько минут она пролежала без движения. Едва она попыталась сесть, как почувствовала острую боль и инстинктивно схватилась за левую руку, чувствуя, что с ней что-то не в порядке. Встать Джоанна не могла и тут же принялась искать глазами Маримбо, который, к счастью, остановился неподалеку от нее. Она облегченно вздохнула, увидев, что с конем все в порядке и он никуда не ускакал.
Теперь приходилось решать, что делать дальше. Дом за пределами видимости, и хотя Джоанна слышала вдалеке шум трактора, но поблизости никого не было. Похоже, выпутываться ей придется самой.
Прежде всего, нужно как-то зафиксировать левую руку. Расстегнув верхние пуговицы на жакете, Джоанна продела руку внутрь и застегнулась вновь, чтобы та не выскользнула. Стиснув зубы и опираясь на здоровую руку, Джоанна попробовала встать, но ноги ее ослабели, колени дрожали, и когда она пыталась подняться, ботинки только скользили по траве. Усилие и боль были для нее слишком велики, и в конце концов ей пришлось прекратить свои попытки и перевести дух. Сердце Джоанны колотилось глухо и часто, на лбу выступил холодный пот.
Она вновь поискала глазами жеребца и с тревогой заметила, что он удаляется. Джоанна отчаянно кликнула его, но поняла, что ее голос слишком слаб и прерывист и Маримбо ее не слышит. Несколько раз медленно и глубоко вздохнув, чтобы успокоить поднимающийся в душе страх, Джоанна попробовала свистнуть. «Слишком слабо, попробуй еще… дыши глубже». На этот раз свист вышел громче: она увидела, как Маримбо поднял голову и навострил уши. Приободрившись, она сделала над собой нечеловеческое усилие и свистнула еще сильнее. Конь поднял голову и, когда она свистнула снова, легкой иноходью устремился к ней.
— Хороший мальчик, хороший мальчик! — ласково прошептала Джоанна. Когда Маримбо остановился и дружески ткнулся в нее мордой, она подняла руку и погладила его атласные ноздри. Легкое ржание коня и теплое его дыхание моментально успокоили Джоанну, и она едва не заплакала от радости. Залезть в седло она, конечно, не могла, но, ухватившись за поводья, которые во время ее падения перелетели через голову жеребца, намотала их на здоровую руку, чтобы было за что держаться.
Когда Джоанна потянула поводья, ласково приговаривая: «Хороший мальчик, Маримбо, хороший мальчик! Ну, давай!», жеребец напрягся и поднял голову, так что она смогла сначала встать на колени, а потом и на ноги. Называя Маримбо ласковыми именами, Джоанна оперлась о него здоровым плечом. Конь стоял не шевелясь, от него исходило тепло, и сейчас он был для нее на земле единственным другом.
Если бы только она могла сесть в седло, Маримбо привез бы ее к дому через несколько минут; но ей придется собрать все силы и идти пешком. Джоанна не знала, сколько времени ей понадобилось, чтобы выйти в поле, но упрямо ставила себе следующую цель. «Вон до той изгороди», — мысленно говорила она, усилием воли заставляя себя передвигать ноги. Ей пришлось отпустить поводья, чтобы поддержать поврежденную руку; благодаря этому она перестала наталкиваться на жеребца всякий раз, когда спотыкалась. Словно понимая ее, Маримбо теперь держался сзади, то и дело останавливаясь, чтобы пощипать травку.
Следующей целью — и целью последней (Джоанна знала, что идти дальше она не сможет) — стало декоративное озеро. Собрав в кулак всю свою волю и все силы, она попыталась добраться до одной из скамеек, но ничего не получилось. Джоанна в изнеможении опустилась на траву и потеряла сознание.
— Джоанна! Джоанна! Джоанна! — услышала она настойчивый голос. Веки ее слегка приподнялись, открыв голубую глубину глаз, и опустились вновь. Зачем это Грант Уэзерби склонился над ней, удивленно подумала она, и глаза ее открылись уже гораздо быстрее.
— Ну вот и молодец!
Его голос звучал очень ласково. «Вот так же я говорю с Маримбо», — смутно подумала Джоанна и тут же широко открыла глаза, вспомнив наконец все, что с ней произошло. Она тут же попыталась сесть, но застонала от боли и упала бы, не подхвати ее Грант. В следующую секунду она уже опиралась на него, а он опустился рядом на колено.
— Не волнуйся Джоанна, скоро мы будем дома.
Своими сильными руками Грант бережно отвел ей волосы со лба, расстегнул жакет и с бесконечной осторожностью осмотрел пальцы, кисть руки и предплечье, заметив, как Джоанна склоняет голову влево.