— Значит, полетам отбой?
— Отбой, — сказал Крученый.
— Охо-хо! День летаем, неделю загораем.
— Дела!
Кирсанов с досады чуть не плюнул, он отошел в угол и уселся там, злой, раздраженный. «Называется, началась работа. Чему радовался? Это не работа, а сплошная нервотрепка!»
Сразу померкло в глазах, забылись и синее небо, и радость, переполнявшая его в полете.
— Ты чего? — подошел к нему Гранин и участливо склонился над ним. — Никак, расстроился?
— А чему радоваться? Я-то думал…
Гранин присел рядом, положил руку ему на колено:
— А чего ж ты хочешь? Назвался груздем… Самолет-то пока только рождается. Его доводить и доводить. На то нас здесь и держат. А ты чуть было сегодня сырую машину не принял.
Кирсанов готов был провалиться сквозь землю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Словно солнечные лучи в затянувшееся ненастье, врывались в жизнь Кирсанова редкие полеты. После таких полетов он возвращался с аэродрома счастливый и, несмотря на перегрузки, словно бы помолодевший. И шел он не домой, а к Вере, чтобы вместе с ней побродить по городу.
Погода баловала людей в эту осень. Стояли тихие, теплые вечера. Деревья еще не сбросили листву, хотя к этому времени, как рассказывают старожилы, они уже все бывали оголенными.
Вера и Сергей бродили по городу мимо нарядных витрин, мимо ярких афиш, словно бы и не замечая их, потому что они видели только друг друга.
— Тепло вам привез я, — шутил Кирсанов.
— Спасибо, — очень серьезно отвечала Вера.
В этот вечер они так находились, что оба устали. И тут, как спасение, Сергей вспомнил:
— А ведь в этом доме живет Гранин. Зайдем?
— Ну что ты? — смутилась Вера.