Я еще немного посидел на скамейке. Казалось, ночь тоже устроила перерыв. На улице ни души и машин почти нет. Париж, можно сказать, лишился вдохновения. В конце концов я встал и двинулся к дому. Прошел несколько метров – и вновь обрел надежду. Ходьба мне всегда помогает. Я же могу просто выдумать продолжение. Да, ничто не помешает мне завершить роман.
Вернувшись домой, я тут же понял, что не смогу заснуть, и пошел в ванную ополоснуть лицо. Я больше не был пьян, сцена с Патриком меня полностью отрезвила. Глядя на себя в зеркало, я понял, что никогда не умел выбирать освещение. Под лампой жестокого дневного света в зеркале отражалось бледное лицо с резкими чертами. Тяжелый момент. Как же хорошо было бы увидеть кого-нибудь посимпатичнее. Сейчас то, о чем я думал по дороге, казалось мне полным абсурдом. Разве можно придумывать продолжение реальной жизни? Нет, надо выбрать раз и навсегда: жизненная правда или вымысел. Нельзя смешивать жанры. Конечно, у меня остается путешествие с Мадлен. Но хватит ли его? И кто может гарантировать, что Ив Грембер окажется подходящим персонажем? На меня накатила волна пессимизма. Ничто больше не радовало. Захотелось найти спасение в богатстве лагерфельдовских историй.
В этот момент творческого отчаяния, сидя на холодном полу ванной, я схватил телефон, чтобы написать Мари. Было почти два часа ночи, и я прекрасно знал, как это воспринимается в мире влюбленных: тот, кто пишет после полуночи, несомненно пребывает в депрессии. Это вам не короткое ободряющее и лицемерное послание, что отправляют при свете дня. Сейчас она должна подумать, что я погибаю, агонизирую без нее, и нельзя сказать, что она будет целиком не права. Но после разговора с Валери мне захотелось услышать Мари. Да и обстановка способствовала: бурная ночь. Когда плохо себя чувствуешь, особенно не хватает того, с кем ты делил абсолютно все. Если ты не один, можно разделить на двоих даже раны.
Почему не сказать человеку, что тебе его не хватает? Да, вот прямо так и сказать. Можно еще добавить: «Я о тебе думаю». Да, я о тебе думаю. По-моему, это совсем не навязчиво. Простая мысль, почти дружеская[18]. Я надеялся, что она не сочтет это проявлением самонадеянности или выспренности. Иначе лучше бы ей совсем не отвечать. Холодное отстраненное «спасибо» было бы совсем непереносимо. Еще хуже «большое спасибо», которое погрузило бы нас в атмосферу бесплотной вежливости. В сущности, лучше всего было бы вообще не получить ответа. Я послал свое письмо, как посылают сигналы в космос, чтобы узнать, есть ли жизнь на других планетах. Да, смысл был в этом – просто заявить, что я еще жив.
Потом произошло невероятное – она почти немедленно ответила. Я несколько раз проверял, действительно ли это она или только мое воображение. Да, это была М-А-Р-И. Она написала, что очень рада моему посланию, рада, что я дал о себе знать. На секунду я задумался: почему она так поздно не спит, она же всегда ложилась до полуночи. Может, она не одна? Как глупо с моей стороны портить этот чудесный момент дурацкими посторонними мыслями. Нужно сосредоточиться на главном: она ответила
К тому же ее ответ был удивительно бесхитростным. Она просто написала, что ей приятно читать мое послание. И что она надеется: у меня все в порядке. Мы обменялись еще несколькими доброжелательными фразами, и в конце концов оба выразили желание в ближайшее время увидеться. Да, это не роман, а жизнь: мы планируем встречу. Я не мог прийти в себя от всех перипетий этого вечера: переход от болезненного признания к забавному блужданию по улицам, от крушения одной пары к близкому воссозданию другой.
Чтобы остановить циклотимию последних часов, я уселся за письменный стол. Ко мне вернулась энергия, необходимая для выполнения постоянной задачи: каждый вечер записывать, как продвигается роман.
ЧТО Я ЗНАЮ О МОИХ ПЕРСОНАЖАХ (3)
Мадлен Жакет. Неожиданно и смело проявила инициативу, явившись ко мне домой. Попросила сопроводить ее в Лос-Анджелес. После короткой фейсбучной переписки с Ивом Грембером я взял билеты. Удивительно, насколько все оказалось просто. У меня несколько раз менялось настроение, но сейчас я с нетерпением жду их встречи. Очень хочу узнать причину отъезда Ива.
Патрик Мартен. В нашем общении было два этапа, совершенно разных по интонации. Первый – за обедом. Обстановка приятная, почти дружеская. Полностью готов сотрудничать, рассказал мне свою биографию, говорил о нынешних трудностях на работе. На завтра (точнее, уже на сегодня, всего через несколько часов) вызван к Жан-Полю Дежюайо, новому начальнику. Явно боится увольнения. Потом разговор о его семейной жизни. Считает, что я не могу понять. Наверно, и правда не могу. В заключение – объяснение в любви к Валери. К сожалению, доверительные отношения разбились в прах тем же вечером, когда мы с Валери вернулись слишком поздно. Валери в подпитии цеплялась за мою руку, и Патрик, увидев это, вышел из себя. Между нами все кончено, и он больше не хочет, чтобы я писал о его семье.
Валери Мартен. Большая симпатия к этому персонажу. Мне очень нравится ее настрой. Без конца расспрашивала меня. Но и сама рассказала очень много. В частности, длинную и тяжелую историю взаимоотношений с сестрой. Все-таки крайне странно, что Стефани сохранила письмо с вызовом на экзамен. Я вспоминаю подобный случай, когда виновный действовал точно так же. Может быть, некоторые преступники ощущают себя всемогущими, поэтому и не уничтожают доказательств своей вины. Конец вечера с Патриком – хаотичный и драматический. Сложный мучительный период. Понятия не имею, что еще может произойти между ними.
Жереми Мартен. Он принял меня за репетитора. По этому случаю я перечитал Франсуа Вийона и лишний раз убедился, что больше люблю Поля Элюара. С Жереми по-прежнему никаких перспектив.
Лола Мартен. Против всякого ожидания она решила со мной поговорить об очень личном: первый раз с мальчиком. Сначала я страшно удивился, потом как будто понял, в чем тут хитрость. Почему Лола дала мне такое поручение? Ведь до сих пор она проявляла к моему замыслу только презрение. Попросив меня встретиться с ее приятелем, она вводит в мой роман и его тоже. Это заставит парня вести себя ответственнее. Одно дело – позволить себе что-то в жизни, и совсем другое – знать, что это будет зафиксировано в книге. Лола поняла, какую выгоду может извлечь из моего писательского статуса. Впервые в жизни мной манипулировал один из персонажей.
Бывает иногда ощущение, что за один день переживаешь несколько дней. Именно это я испытал, ложась в постель, – как будто проснулся во вторник, а спать лег в пятницу.
Наутро, открыв глаза и телефон, я увидел послание Валери: «У нас все в порядке. Извините за вчерашнее. Сейчас я опаздываю, расскажу все вечером». Я перечитал текст несколько раз. Мне не давала покоя фраза «У нас все в порядке». Что это значит? Что Патрик успокоился? Что они помирились? Мне не удавалось найти надежный путь в загадочном лабиринте нескольких слов. Но в любом случае для романа это хорошо. Если все успокоилось, они снова примут меня и не будут считать чужаком или врагом. Похоже, Валери поторопилась и написала это, чтобы меня успокоить. Нет, все не так просто. Тут дело хуже: может, писала и не она. О таких вещах часто сообщают в уголовной хронике. Может, Патрик после ссоры убил всю семью и забрал телефон жены. Именно так и поступают все убийцы: чтобы выиграть время, сочиняют эсэмэски от лица своих жертв.
Очень часто наступает момент, когда начинаешь воображать себе самый страшный вариант. Но ясно одно: пока что невозможно понять, как будут развиваться события в моем романе – по образцу Стивена Кинга или Барбары Картленд.
В ожидании дальнейшего развития сюжета (особенно результата встречи Патрика с Дежюайо) я несколько растерялся. Я мог бы изложить уже известные мне события. Но мне кажется, нужно сначала пережить то, что хочешь рассказать. И совсем уж не годится сосредотачиваться на самом себе и собственных действиях. Но что сегодня делать с Мартенами? Мадлен надо оставить в покое, пусть готовится к путешествию. Оставалась одна-единственная возможность – встретиться с пресловутым Клеманом.
Я написал ему, и он ответил через несколько минут, наверно – на перемене. Видимо, Лола его предупредила, так как он тут же согласился увидеться в кафе недалеко от школы. Но что мне, собственно, ему сказать? По идее, он должен меня убедить, что его намерения относительно Лолы достойны всяческой похвалы. Теперь я хорошо понимал, зачем Лола это устроила. Я должен сыграть роль судебного исполнителя, подтверждающего законность действий, или свидетеля того, что все происходит в рамках морали. Но что конкретно мне делать? Пригрозить ему на случай плохого поведения? «Если, переспав с ней, ты ее бросишь, обещаю изобразить тебя в романе так, что не обрадуешься!» Лола хотела, чтобы я внушил парню что-то такое.
Нет, неправильно я описываю эту историю. Так, словно отношусь к ней недостаточно серьезно, словно речь идет о каком-то мелком поручении на фоне прочих важных. Я решил ввести в книгу этот эпизод, поскольку мне кажется, что он заслуживает самого серьезного внимания. Я мог бы написать целый роман на тему «первого раза» в любви. Воспоминания о нем преследуют неотвязно; это один из тех редких важнейших моментов жизни, когда нельзя поступить начерно. Конечно, можно и ошибиться, но какое напряжение при этом испытываешь! Лола вела себя непринужденно и несколько высокомерно, но это поведение скрывало хрупкую и тревожную натуру: с одной стороны, ее тянуло к парню, с другой – она боялась за свою репутацию. Налицо была борьба тела с разумом. Мне бы следовало вместе с Лолой попробовать разобраться в этой задаче. Вот только я сам, когда речь идет о чувствах или связанных с ними поступках, бывает, мечусь мысленно из стороны в сторону; как если бы вегетарианца послали разрешить конфликт в мясной лавке[19].
Немного позже я опять вспомнил фразу Валери «У нас все в порядке». Я верил ей все меньше и меньше. Такие слова торопливо пишут утром, чтобы успокоить свидетеля вчерашней катастрофы. Я подумал: главное, она хочет, чтобы я внес эту фразу в книгу, – ведь надо поскорее изменить впечатление читателя. Мне следует быть настороже: мои персонажи могут фальсифицировать реальность, чтобы предстать в лучшем виде.