– Но Лола же меня попросила…
– А надо было отказаться! Вам что, больше заняться нечем, кроме как совать нос в дела какой-то девчонки? Вы извращенец, вот кто! Напишите это в вашей книге. И если будете говорить обо мне, так и напишите: я сказал, что вы мерзкий извращенец!
– …
Он встал и быстро вышел. От такого поворота событий я вроде бы должен был совершенно растеряться, но первое, о чем я подумал, – этот молодой человек обладает потрясающей харизмой. Вот все и объяснилось. В свои восемнадцать лет он продемонстрировал мощную уверенность в себе. Я не сумел с ним справиться и теперь сердился на себя, потому что провалил порученную миссию. В то же время я понимал, что наш разговор мог показаться ему неуместным и даже, если учесть мое положение, встревожить его. Наверно, мне стоило предупредить, что наша беседа останется «вне книги», так сказать, «не под запись», – политики иногда говорят так некоторым журналистам. Нет, так не годится: я же решил описывать реальную жизнь, даже ее неудачные сцены. По крайней мере, он не сможет сказать, что я не учел его требование поместить в книгу произнесенные им оскорбительные слова.
Через несколько минут я получил голосовое сообщение от Лолы. Тон был самый что ни на есть ледяной. «Я вас ненавижу. Клеман меня бросил. Вы и правда болван. Родители вчера из-за вас орали друг на друга и чуть не подрались. Чего вы с вашим идиотским проектом хотите добиться? Развалить нашу семью? Так уже добились. Браво, писатель. Это все плохо кончится. Какая я была дура, что попросила вас о помощи. Ужасная дура. Видно же, что вы ничего ни в чем не понимаете, и ваша жена правильно сделала, что сбежала».
Злоба и резкость ее слов крайне неприятно меня поразили. Я ведь сделал только то, о чем она просила. Интуиция побудила ее предложить мне эту нелепую миссию, а когда все кончилось крахом, она возложила ответственность на меня. Она вполне могла догадаться, что это более чем странное «собеседование с кандидатом» вызовет у Клемана раздражение. Как-никак она знает его лучше меня. По правде говоря, я не только понимал реакцию Клемана, но и был согласен с ним в одном важном пункте: любовные отношения всегда связаны с риском. Лола боялась, и все ей казалось непонятным. Но любовь невозможна без страдания. Она могла бы переспать с другим парнем, с кем ей было бы спокойнее, но как бы тогда она познала подлинное любовное опьянение? Мне вспомнился диалог из фильма Франсуа Трюффо «Сирена с „Миссисипи“». Этот же диалог он воспроизвел и в «Последнем метро»:
Жерар Депардье. Ты так прекрасна, что смотреть на тебя – страдание.
Катрин Денёв. Вчера вы говорили, что это радость.
Жерар Депардье. Это радость и страдание.
Лола хотела радости без страдания, а я хотел ей это подарить. Ведь она говорила со мной впервые, и я надеялся, что моя миссия положит начало доверительным отношениям. Вышло же наоборот: теперь меня ненавидит еще один член семьи Мартен. Может, мой роман кончится тем, что мне перестанут доверять все его пятеро персонажей. Так обычно и бывает с любителями писать автобиографические книги: в итоге автор превращает окружающих во врагов. Того и гляди на пути издания романа встанет какой-нибудь адвокат. Ладно, в крайнем случае я могу изменить имена. Но я надеялся, что до этого не дойдет. Должна же существовать золотая середина между реальностью и подсудными действиями.
Я вернулся домой с неприятным ощущением стыда – позволил кричать на себя мальчишке-старшекласснику. Мне ничего не хотелось делать; писать казалось в этот момент самым глупым на свете занятием, почти таким же бессмысленным, как ловля рыбы на мушку; впрочем, тут я не был полностью уверен. Растянувшись на кровати, я собрался было отправить сообщение Мари (несмотря на решение подождать сначала ее послания), но и тут не ощутил ни малейшего вдохновения. Надо бы обзавестись возможностью нанимать авторов, которые в нужный момент подсказывают вам уместные реплики, этаких мастеров эсэмэсок, Сирано де Бержераков 2.0. Только никто не смог бы ничего за меня написать, потому что я и сам не знал, что, собственно, хочу выразить. Нельзя же без конца повторять: «Я о тебе думаю».
К счастью, бурные волнения дня слегка уравновесило некое событие. Мне позвонила Валери – рассказать, что произошло накануне. Вначале она спросила, удобно ли звонить так поздно. Я взглянул на телефон: было около полуночи. Как так получилось? Я провел пять или шесть часов во временнóм Бермудском треугольнике. Мои умственные блуждания распространились по миру, где часы приняли скромную внешность минут. Мне часто случалось теряться в закоулках собственных мечтаний, но никогда еще я так остро не ощущал невидимый бег времени. Обычно такое испытываешь в моменты безумной радости. А у меня выходит наоборот. Меня стимулирует скука: именно в пустоте я не замечаю, как бежит время.
– Простите, но я никак не могла позвонить раньше, – продолжила Валери.
– Ничего-ничего, не страшно.
– Вчера произошло нечто невероятное.
– Правда?
– Я прямо в себя не могу прийти. Между прочим, в конечном счете это все, возможно, благодаря вам.
– Так что же произошло?
– Это про Патрика.
– Что?