– Говорю вам, я в себя не могу прийти. Это… это… у меня просто нет слов…
– Расскажите мне.
– Ладно, лучше всего начать с самого начала.
– Слушаю, – сказал я, стараясь скрыть нетерпение. Ужасно хотелось поскорее узнать, что же это за таинственное событие.
Пока я оставался на лестничной площадке, дети пошли спать, а Валери вынула из шкафа одеяло и бросила его на диван. После двадцати пяти лет совместной жизни Патрика впервые изгоняли с супружеского ложа. Было из-за чего обеспокоиться. За раздельными спальнями нередко следует раздельная жизнь. Патрик, словно оглушенный, безмолвно подчинился. Он знал, что зашел слишком далеко: нельзя вести себя так агрессивно. А ведь ему вовсе не свойственно вот так вот выходить из себя, по натуре он никакой не холерик, а, наоборот, очень сдержанный, иногда прямо-таки интроверт. Его внезапная ярость, выплеснувшаяся за рамки привычного поведения, просто поражала. По мнению Валери, он повел себя недопустимо. Валери больше не хотела с ним разговаривать. Ни сейчас, ни позже. Поистине капля переполнила чашу. Как он мог? Ей было стыдно за него, а от этого чувства не скоро отделаешься. Хуже того: все произошло на глазах у детей и постороннего свидетеля. Можно понять, что страдание вызывает истерику, но от других это должно быть скрыто. Да, действительно, он зашел слишком далеко.
Лежа в постели, слишком широкой для нее одной, она мучительно размышляла и вдруг услышала, что дверь приоткрывается. «Уходи, я же сказала, что не хочу с тобой разговаривать. Оставь меня в покое…» Но Патрик с несчастным видом не двигался с места. Он что-то пробормотал, но так, что невозможно было ничего разобрать. Как если бы он издавал молчание. Валери раздражало это неуверенное вторжение; то, что, видимо, означало попытку попросить прощения, никак не облекалось в плоть. И тут появилось нечто удивительное: слезы. Валери внимательно посмотрела на мужа. Она никогда не видела его таким. Патрик не плакал со смерти друга, погибшего в аварии в 1997-м. И от этого, бог знает почему, ее настроение резко переменилось. Да, эти несколько капель соленой воды на глазах мужа полностью изменили ситуацию и, может быть, всю ее жизнь.
Все еще плача, он подошел к ней. Впервые в жизни он понял, что может потерять любимую женщину; его будущее словно пронзили кинжалом. Ночь на диване дышала будущим одиночеством. Это его разрушало. И сейчас из него хлынуло все, что месяцами удерживалось внутри, в том числе и страдания на работе. Но главное – Валери. Он ее любит, он знает, как он ее любит, и знает также, до какой степени был в последнее время не способен выказать ей свою любовь. Часто бывает, что ты только под угрозой лишиться какой-нибудь вещи или какого-нибудь человека понимаешь их истинную ценность. То, что жена потребовала спать в гостиной, подействовало на него как электрошок. Он не может ее потерять. Тут-то у него и полились слезы. Полились и хлынули потоком, который невозможно было остановить.
Плача, он попытался объяснить свой страх. Словами простыми и обезоруживающе прекрасными. «Я не могу жить без тебя. Ты любовь всей моей жизни. Я испугался, что теряю тебя, потому и слетел с катушек. Умоляю, прости меня…» Валери словно бы обрела того, кого полюбила; она снова ощущала нежность потерянного рая.
Сначала мне показалось странным, что колоссальный запас горечи и даже охлаждение могут исчезнуть, смытые несколькими слезинками. Но ведь были еще и слова Патрика, прозвучавшие, будто последний монолог осужденного на смерть. Что бы ни говорила Валери, она ждала одного – реакции со стороны мужа. Когда ты лишь едва касаешься другого, чувства умирают. Она поняла его растерянность и страдание. И какое же облегчение наконец наступило для обоих, когда они смогли поговорить и поплакать вместе (потому что заплакала и Валери). Они поняли, что, живя рядом, фактически не замечали друг друга. Патрик хотел написать мне, чтобы извиниться, но Валери сказала, что напишет сама. Потому-то я и прочел: «У нас все в порядке».
Эта ночь нежности их словно оглушила. Как восхитительно заново открыть того, кого знаешь целую вечность. Патрик встал первым, чтобы приготовить завтрак. Во всех его движениях чувствовалось предвестие новой эры. Он разбудил детей, сначала Лолу, потом Жереми, извинился перед ними и объяснил, что ему портили настроение неприятности на работе. Дети прекрасно его поняли. Теперь он осознал, что напрасно не делился дома своими переживаниями, оставляя все страхи и сомнения за порогом квартиры. Это было очень глупо – надо рассказывать о себе ради того, чтобы получить хотя бы малую толику поддержки. Он дважды услышал: «Все будет хорошо, папа» – и снова чуть не заплакал. Выстроенная им система рушилась, и это было лучшее, что могло с ним произойти.
Он зашел в свой рабочий кабинет, полный пробудившейся энергии. Когда обладаешь самым важным, ничто уже не внушает страха. Каким образом его затянуло в эту спираль тревоги? Конечно, он боялся увольнения. Но разве это так страшно? Он будет получать пособие по безработице, сможет больше времени уделять семье и даже в какой-то мере наслаждаться жизнью. И очень возможно, что благодаря своему опыту найдет новое место. В отличие от других сотрудников, вынужденных терпеть травлю без малейшей надежды уберечься от нее. Патрик понял, что может управлять своей судьбой. На сегодня он вызван к начальнику, и речь, скорее всего, пойдет об увольнении. Во взгляде Дежюайо он наверняка прочтет злобную радость: прикончить человека после трех дней ожидания. Можно сказать, медленно и со вкусом подготовленная казнь. Потому что Патрик не питал ни малейших иллюзий: скоро его воспоминания придется укладывать в картонные ящики.
Чуть позже Валери написала ему: «Думаю о тебе и твоей встрече». Это произвело на него громадное впечатление. Когда в последний раз они писали друг другу хорошие слова? Он мог припомнить только что-нибудь вроде: «Зайди за хлебом» или «Не забудь купить папку для Жереми». Сплошные распоряжения. Торжество повседневной рутины. В какой момент пропадают слова любви? Через два года, через пять, десять лет? Эсэмэски воспевают обыденность, забыв прошлые дни, когда они были трубадурами романтики.
Патрик перечитал сообщение несколько раз. Ему не хотелось отвечать простым «спасибо». Он написал, что слова Валери придали ему сил, в которых он так нуждался. Получилось немного выспренно, пожалуй что старомодно, но в тот момент он непременно хотел выразить свои чувства, какими бы они ни были. Неуклюжее «Я тебя люблю» всегда уместнее, чем блестящая пустая вежливость. И Валери была счастлива, получив этот ответ, эти слова, которые вновь налаживали между ними связь. Они двое заново открывали друг друга.
Патрик взглянул на телефон: подошло время встречи. Наконец-то он окажется лицом к лицу со своим мучителем. Но разумеется, невыносимое ожидание не могло завершиться так легко. Секретарша сказала, что у Дежюайо важный телефонный разговор и придется несколько минут подождать. Патрик уселся на стул в коридоре, похожем на больничный. Чтобы сохранить хладнокровие, он вынул мобильник и принялся скользить по интернету: в помещении «Твиттер» с успехом заменяет сигарету. Наткнулся, в частности, на Йоко Оно, которая только что опубликовала фразу о всеобщем мире… короче, нечто мистическое о душевном спокойствии. Но что Йоко Оно знала о профессиональной жизни? Патрик любил Йоко Оно, но все равно – легко разбрасываться мантрами о том, что жизнь прекрасна и каждый новый день – это счастье, если вам не предстоит встреча с Дежюайо.
Мерзавец по-прежнему заставлял себя ждать; это тянулось бесконечно. В какой-то момент Патрик вообще хотел встать и уйти, но это было бы равнозначно заявлению об увольнении по собственному желанию. И потом, не мог же он уйти, так и не узнав, зачем его вызвали. Что он сделал не так? Какая-то путаница в документах? Но Патрик не представлял, в каких именно, – объективно он всегда работал хорошо. Никто никогда на него не жаловался, и все клиенты оставались ему верны. Тогда в чем же дело? Увольнение по экономическим причинам? Разве что так. Неизбежная чистка перед очередным слиянием. Но жалованье Патрика составляло ничтожную часть всей массы зарплат, а его уход приведет только к осложнениям, ведь в некоторых делах разобраться нелегко. Да, но вот у Жербье было множество клиентов, однако это не помешало избавиться от него. Клиентов распределили по другим сотрудникам, и все приняли дополнительную нагрузку и глазом не моргнув. А кому не нравится адский темп работы, будьте добры на выход. Честолюбивые молодые люди, жаждущие вас заменить, – да их тысячи. Об этой колоссальной конкуренции – неизвестно, реальной или выдуманной, – сотрудникам напоминали постоянно.
Время шло, и Патрик только укреплялся в уверенности: он больше не хочет жертвовать здоровьем ради сохранения своей территории, не хочет подчиняться чужой воле. После часа ожидания он решил уйти, но тут его наконец позвали. Он вошел в кабинет спокойным, чуть ли не величественным шагом. Дежюайо предложил ему сесть, даже не взглянув на него, даже не извинившись за такую долгую задержку. В царстве презрения это было нормой. При этом внешне Дежюайо был довольно симпатичен: высокий, худощавый, с идеально круглой головой. Хотя появлявшаяся иногда жизнерадостная улыбка противоречила общей суровости облика. Согласно распоряжению Дежюайо к нему нельзя было обращаться первым. Поэтому Патрик сел на стул молча, ожидая, пока хозяин удостоит его взглядом. Комедии власти пора было начаться.
О травле рассуждают много, но обычно с точки зрения жертв. А какова психология абьюзера? Как он ведет себя вечером, в темноте? Наслаждается своей властью без малейшего облачка вины? Мстит за тяжелое детство? Из Дежюайо вышел бы замечательный главный герой. Мне хотелось бы узнать о его личной жизни, о его отношении к сексу. Есть ли у него дети? Любит ли он читать, и если да, то кого – Пруста или Селина, Камю или Сартра? Снова трудность, связанная с реальной жизнью; я ведь не всезнающий. Когда книга выйдет, ему, несомненно, скажут, что речь идет и о нем. Может, он захочет как-то улучшить нарисованный мной малопривлекательный портрет? Я был бы рад, если бы некоторые из моих персонажей после выхода книги представили свою собственную версию.
– Как дела, Мартен? – спросил в конце концов Дежюайо.
– Хорошо. Спасибо.
– На стресс не жалуетесь?