Однако то, что это был особенный папа, всем стало ясно сразу. Говорил он скорее в манере приходского священника, чем царствующего монарха, часто улыбался, использовал деликатные выражения, легко краснел и допускал это. Он признался также, что испытал страх от осознания того, что ему отведена роль преемника Святого Петра
Все знают, что его понтификат стал одним из самых коротких — всего тридцать три дня, а его смерть была внезапной. Но чтобы попытаться понять, почему же вокруг истинных причин этой смерти осталось так много сомнений и загадок, нужно по крайней мере резюмировать весь объем дел, которые мягкий Альбино Лучани сумел исполнить или хотя бы наметить за тот месяц с небольшим, что был ему отведен. С ходу он начинает порывисто и пылко пересматривать детали некоторых процедур или церемониала, отнюдь не ничтожные и бурно обсуждаемые во всех средствах массовой информации. Подумать только — папа отменяет принцип pluralis majestatis[44] (множественного поименования монарха), хотя газета "Оссерваторе Романо"[45] упорно корректировала его тексты перед публикацией. Далее он избавляется от папской тиары, подтверждая тем самым волю Павла VI, равно как и от папского кресла, переносимого на плечах пажами и сопровождаемого позади двумя опахалами: сценография египетского типа, пригодная больше для оперных постановок. Новый понтифик отказывается от коронационной мессы, заменяя ее "торжественной церемонией в честь начала апостольского служения", и отвергает возможность сидеть на троне во время церемониальных мероприятий.
Странными, неслыханными были и его первые речи. Он заявил, что Господь был Отцом, да, но еще более Матерью: папа апеллировал к Ветхому Завету, нарушая вместе с тем давно сложившуюся и устоявшуюся традицию. Действительно, нынешний папа Ратцингер, возглавлявший в то время Конгрегацию доктрины веры, без промедления подкорректировал его слова, восстановив незыблемость тезиса "Бог — это только Отец". Лучани часто говорил о себе простыми, близкими обычному человеку словами, рассказывая о своем опыте и прошлых обязанностях, не скрывая ничего и признаваясь в собственных слабостях. Тотчас стало понятно, что он смиренный, скромный папа, и вскоре раздались мнения (я в качестве современника и хрониста отчетливо помню это), что, возможно, он не соответствует возложенной на него ноше и что его избрание было ошибкой. Предполагали с большой долей вероятности, что его понтификат не продлится долго. Так и случилось. В далекой древности папа Целестин V отправился на свою интронизацию верхом на муле или осле, и Бонифацию VIII не составило труда его свергнуть. Иоанн Павел I назвал себя слугой Иисуса и Церкви — и на своем посту надолго не задержался.
После его неожиданной смерти стало известно, что на столе папской опочивальни был обнаружен экземпляр еженедельника "Иль Мондо", открытый на странице журналистского расследования, озаглавленного "Его Святейшество… Верно ли это?". Обращаясь непосредственно к понтифику, газета вопрошала, правильно ли, что "Ватикан оперирует на рынках всего мира в качестве обычного спекулянта? Насколько корректно иметь в распоряжении Святой церкви банк, фактически покровительствующий экспорту капитала и уходу от налогов части итальянских граждан?".
Далее мы увидим, насколько показательным могло быть наличие "Иль Мондо" в комнате. Но в чем нет сомнения, так это в том, что проблема богатств, то есть ватиканских финансов, которыми распоряжались беззастенчиво, не гнушаясь произволом, доставляла папе Лучани огромное огорчение, была для него настоящим кошмаром. За молниеносные тридцать три дня своего понтификата он много раз касался этой темы; хотел даже написать энциклику о нищете в мире, но не хватило времени; предвещал (мечтая) возврат церкви к истокам — евангельской бедности — и намеревался хотя бы один процент доходов клира передавать в пользу бедных. Церкви претит обладание властью и сокровищами, повторял он.
У папы были и другие идеи. Он полагал, что маргинальное положение женщины в обществе и в самой церкви должно быть пересмотрено и истолковано по-новому. Считал, что нельзя sic et simpliciter (так, и именно так; волевым решением) запрещать контрацептивы и противозачаточные средства, поскольку иногда обстоятельства, подчас драматические, диктуют такую необходимость или подталкивают к их использованию. Он настаивал, что любому банку, и в частности Банку Ватикана, всегда надо помнить о целях этического порядка, служить инструментом поддержки малоимущих классов (почти через двадцать лет после его смерти, в 2006 году, бенгальскому экономисту Мухаммеду Юнусу будет вручена Нобелевская премия мира за реализацию идеи, не столь далекой от папской: микрокредит — система небольших займов для предпринимателей, слишком несостоятельных, чтобы получить кредит у нормальных банков). Папа Лучани был почти революционером, он просто не мог пробыть на троне долго, будучи окружен курией, находясь под давлением обстоятельств, ответственности и памяти о предшественниках. Так что ничего удивительного.
Еще одним тревожным сигналом, на сей раз крайне серьезным, стала публикация списка сотни духовных лиц, принадлежащих к масонству, которая появилась спустя пару дней после конклава в журнале "Оссерваторе политико". Автором списка был Мино Пекорелли, убитый через год. Само издание воспринималось читателями преимущественно как инструмент итальянских спецслужб (или их части) для передачи адресных посланий разного рода, не исключая предупреждения и угрозы.
Между тем было известно о связях Пекорелли с Личио Джелли, руководившим подпольной масонской ложей "П-2". Какой тогда смысл был в том, чтобы предать гласности список? А ведь в нем значились, среди прочих, госсекретарь Ватикана (эквивалент председателя Совета министров) Жан Вийо, ватиканский "министр иностранных дел" Агостино Казароли, викарий Рима Уго Полетти, могущественный управляющий Банка Ватикана Поль Марцинкус, заместитель директора "Оссерваторе Романо" дон Вирджилио Леви, директор Радио Ватикана Роберто Туччи.
Альбино Лучани, должно быть, ощущал, что он окружен и загнан в ловушку. Секретный ассоциативный пакт, который, как поговаривали, связывал воедино всех этих людей, был призывом папе Иоанну Павлу I к осторожности, приглашением внимательно следить за поступками, не делать резких движений, не мутить воды, давно стоячие, не нарушать хрупкое равновесие выгод и интересов. Одним словом, если опубликованный список перевести на язык бытовых повседневных бесед, то он, казалось, говорил: ну же, Ваше Святейшество, будьте спокойнее, осмотрительнее, а лучше бросьте совсем это дело!
Таковы предпосылки, заставляющие подозревать, что внезапная кончина Альбино Лучани была насильственной. Гипотеза, облегчаемая (опять!) многочисленными нестыковками и непоследовательностью в реконструкции и трактовке фактов. Время смерти сперва было зафиксировано в 23 часа, а позже смещено почти на утро — в 04:45. Обнаружение тела приписывалось папскому секретарю Джону Мэги, однако днем ранее было заявлено, что ужасное открытие сделано преданной понтифику монахиней сестрой Винченцей Таффарел. Третий слух, циркулировавший весьма настойчиво, выдавал за несомненный факт то, что первым в комнату вошел не кто иной, как Жан Вийо. Шептались, что в момент кончины руки понтифика сжимали (по порядку) книгу "Имитация Христа" Томаса де Кемписа, несколько листочков с заметками, лист назначений, которые следовало сделать назавтра, и черновик речи. Естественно, из его спальни незамедлительно были убраны все личные вещи: очки, тапочки, записи, медицинская смесь — лекарство от пониженного кровяного давления.
Достаточно ли этих элементов, чтобы выстроить модель убийства? Или по меньшей мере выдвинуть такое предположение? В этом уверен английский писатель, специалист по расследованиям Дэвид Яллоп, много занимавшийся Ватиканом и написавший на тему смерти папы Лучани книгу, пронизанную обличительным пафосом, —
Первый был связан с откровенной враждебностью церкви к любому типу контрацепции, что хотел подвергнуть сомнению Иоанн Павел I. По мнению ряда сановников курии, в том числе госсекретаря Вийо, любые инновации в этой области означали предательство твердой линии, проводимой папой Павлом VI в его энциклике от июля 1968 года
Другой аргумент более обязывающий, нормативного порядка: финансовое управление маленьким государством, в частности функционирование такого банка, как ИОР (Банк Ватикана), с его транзакциями, денежными и безналичными потоками, его спорной клиентурой, стратегическими целями, в большинстве случаев не связанными с религиозными проектами. Как станет яснее из главы, посвященной непосредственно ИОРу, никогда не было понятно, использовался ли глава банка монсеньор Марцинкус своим окружением, или же, наоборот, именно он исподволь добивался максимальной отдачи от обширной сети своих знакомств в Италии, Европе и США. За несколько дней до смерти Иоанна Павла I в прессу просочилась весть о том, что папа пожелал провести отчуждение большей части финансовых средств Ватикана, чтобы направить их на возведение домов и школ в тех частях мира, где это было наиболее необходимо. То есть в странах, где нищета выглядела абсолютно оскорбительной в сравнении с нередкими случаями бесстыдного изобилия и вызывающей роскоши Запада.
В общем, казалось, папа Лучани вознамерился вернуть церковь к истокам бедности и смирения. Сама мысль об этом для многих была неприемлемой, к тому же это повлекло бы за собой удаление от дел некоторых влиятельных членов курии. Хроника той эпохи передает сплетни о сильнейших разногласиях папы с госсекретарем Вийо, вылившихся в неприкрытый конфликт.
Перед лицом такой неожиданной смерти было бы правильно развеять все подозрения, проведя вскрытие тела. Но такое предложение было отклонено. Необъяснимый отказ в аутопсии возбудил еще больше враждебных подозрений среди тех, кто строил догадки о насильственной причине смерти понтифика. Ситуацию обострила еще одна деталь. Официальный бюллетень объявил, что смерть последовала в результате острого инфаркта миокарда. Разумная версия, принимая во внимание, что инфаркт может поразить и внешне здорового человека. Однако этому противоречит тот факт, что на лице мертвого папы не были заметны следы страданий, которые неизбежно спровоцировал бы сердечный приступ. Из этого вкупе с прочими обстоятельствами английский писатель Яллоп вывел свою гипотезу: смерть вызвана сердечным приступом, но привело к нему действие яда. Столкнувшись с такой вереницей слухов, воспроизведенных крупнейшими мировыми СМИ, было бы логично на месте церкви более подробно изучить причины трагедии, прояснить их и предать огласке. Однако, как и всегда, Святой престол избрал путь тревожного молчания.
Оставим Ватикан с его тайнами и переместимся из соображений аналогии, которые скоро объясним, к одному из чудес Рима — базилике Сан-Паоло-фуори-ле-Мура.
Летними вечерами на закате мозаика фасада вспыхивает в косых лучах солнца, ненадолго задерживающегося на горизонте. В такие мгновения базилика Сан-Паоло излучает удивительное сияние и блеск: в ее глубине становится видна фигура благословляющего Христа между святыми Петром и Павлом; чуть ниже Агнец Божий и почтенные стены Рима на заднем плане; на ближайшем к земле ленточном карнизе четыре античных пророка обрамляют три окна, как бы скрепляя связь между Библией евреев и Новым Заветом христиан.
Многовековой истории этой базилики с лихвой хватило бы, чтобы заполнить все страницы нашей книги. Построенная, согласно легенде, на том месте, где был погребен после обезглавливания Павел из Тарса, освященная в 324 году папой Сильвестром I, перестроенная и переосвященная в 390 году, превратившаяся в эпоху Средневековья в центр небольшого феодального района, возникшего вокруг крепостных стен и обитаемого вплоть до 1348 года, когда в результате землетрясения обрушились колокольня и часть прилегающих к ней ветхих сооружений… Впоследствии была вновь декорирована и отреставрирована, пока в середине июля 1823 года ужасающий пожар практически полностью не уничтожил ее. За пару дней до того царствующий понтифик Пий VII (папа Кьярамонти) сломал ногу. Незначительный инцидент, однако из-за тогдашнего слабого развития медицины это оказалось неизлечимым. Агония папы была длительной и мучительной. Когда загорелась базилика, ему ничего не сообщили, чтобы лишний раз не тревожить. Он умер месяц спустя, в августе, а посмертным утешением ему стало захоронение в изумительном мавзолее, созданном датским скульптором Бертелем Торвальдсеном.
Вновь с похвальным упрямством реконструированная, Сан-Паоло не таит в своих стенах такого же изобилия предметов искусства, как иные базилики, к примеру Санта-Мария-Маджоре или Сан-Джованни. Но она имеет особую ауру; вольно или нет, но все переделки XIX века приводят к двойному синтезу. Мы входим в эту церковь и оказываемся между суровой строгостью раннего христианства и пышным католицизмом Отточенто (XIX в.); между Западом и Востоком, европейским континентом и родной землей еврея Шауля из Тарса; Римом как городом Европы и окраинным ответвлением Ближнего Востока, расположенным вдоль "дороги Солнца". Четверной портик, встречающий каждого посетителя, в этом смысле очень эмблематичен. Ослепительная мозаика заднего фасада, гигантская статуя Святого Павла в центре (в руках он сжимает свои символы: книгу и меч), пальмы, гранитные колонны, вздымающиеся тройным рядом на десятиметровую высоту, — базилика одновременно величественная и по-домашнему семейная, очень римская и экзотическая.
И еще. В ее стенах нас ждут великолепная дароносица XIII века, выплавленный для пасхальной свечи канделябр, огромное мозаичное панно абсиды со стилизованными изображениями, позволяющими перенестись в переходную эпоху медленного оформления новой "христианской" религии. Помпезный трансепт, богато изукрашенные книги и свитки, потолок с вырезанными на нем папскими гербами и вензелями, темно-лиловые пилястры, которые разделяют между собой стены, два алтаря, покрытые малахитом и ляпис-лазурью (дар российского царя Николая I), — роскошь, трубящая о королевском статусе понтификата, унаследовавшего славу имперского Рима.