ВЕПРЬ В СХВАТКЕ С ПСАМИ

Дон Иньиго простоял так несколько минут и вдруг заметил, что к городским воротам сбегаются люди.

Сначала он следил за толпой рассеянным взглядом человека, занятого более важными раздумьями; затем он внимательнее пригляделся к шумной ватаге и спросил, что означает вся эта суматоха.

И тут он узнал, что некий идальго, о поимке которого был оглашен указ, не сдался страже, а убежал и скрылся в башне Вела, где яростно защищается от нападающих.

Первое, что должно было прийти в голову дону Иньиго (и оно действительно пришло), была мысль о том, что этот идальго — дон Фернандо. Не теряя ни минуты, верховный судья бросился к башне.

Чем выше поднималась толпа к Альгамбре, тем она становилась все многолюднее и шумнее. Наконец дон Иньиго вышел на площадь Лос-Альхибес.

Там-то и происходило главное: точно взбаламученное, разбушевавшееся море, народ осаждал башню Вела.

Порою люди расступались и пропускали раненого, зажимавшего рану рукою, а то выносили и убитого.

Верховный судья навел справки, и вот что он узнал.

Беглеца с криками преследовали пять-шесть молодых дворян; изнемогая, он укрылся в башне и стал ждать преследователей.

И тут завязалась ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть. Быть может, он справился бы с пятью-шестью противниками, но на крики преследователей, звон шпаг, угрозы осаждающих поспешили солдаты дворцовой стражи и, узнав, что это и есть тот идальго, кого повелел арестовать сам король, присоединились к нападающим.

Дон Фернандо — ибо это был он — встал на узкой винтовой лестнице, что вела на плоскую крышу (там ему было легко обороняться); он бился, продвигаясь со ступени на ступень, и на каждую падал еще один раненый.

Сражение длилось уже с час, когда подошел дон Иньиго; он был встревожен, хотя еще рассчитывал, что это не Фернандо, а кто-то другой, однако скоро понял, что обманулся в своей надежде.

Не успел он войти в башню, как среди шума раздался зычный голос:

— А ну, трусы, вперед! Я один против всех вас! Я знаю, что расстанусь с жизнью. Но плата за нее велика, а убил я еще мало!

Конечно, это был он!

Предоставить событиям идти своим ходом — значило обречь дона Фернандо на верную смерть, как сказал он сам.

Конец был близок и неизбежен. Но если бы дону Иньиго удалось арестовать его, то осталась бы последняя надежда на помилование, надежда, поддерживаемая в осужденном любовью матери и милосердием короля.

Итак, дон Иньиго решил прежде всего прекратить побоище.

— Остановитесь! — крикнул он, обращаясь к преследователям. — Я дон Иньиго, верховный судья Андалусии, и пришел от имени короля дона Карлоса.