Но Мерседес снова закрыла глаза, а спустя некоторое время, собрав все силы, превозмогая слабость, она с помощью доньи Флор пошла, с трудом ступая, к дому и почти дошла до него, когда двое слуг выбежали из дверей и поддержали ее…

Донья Флор уже собиралась войти в дом вместе с Мерседес, но на пороге ее остановил отец.

— В последний раз вы входите в этот дом, — сказал дон Иньиго, обращаясь к дочери, — проститесь с доньей Мерседес и возвращайтесь сюда.

— Проститься? В последний раз в этот дом? Что это значит, отец?

— Я не могу жить в доме матери, если должен предать смерти ее сына.

— Смерти? Дона Фернандо? — крикнула молодая девушка, бледнея. — Неужели король осуждает его на смерть?

— Существовало бы наказание более тяжкое, чем смертная казнь, дон Фернандо был бы к нему приговорен.

— Отец! Разве вы не можете пойти к дону Руису, своему другу, и уговорить его?..

— Нет, не могу.

— Неужели донья Мерседес не может пойти к своему супругу и упросить его взять жалобу назад?

Дон Иньиго покачал головой.

— Нет, не может.

— Боже мой, Боже мой, — твердила донья Флор, — я буду взывать к сердцу матери, и, право же, сердце ее найдет способ спасти сына!

С этими словами она вбежала в дом.

Донья Мерседес сидела в том самом зале, где совсем недавно она стояла рядом с сыном, прижимая руку к радостно бьющемуся сердцу; и вновь рука ее была прижата к сердцу, только теперь оно разрывалось от горя.

— Мама, мама, — воскликнула донья Флор, — неужели же нельзя спасти дона Фернандо?

— Твой отец подал тебе хоть какую-нибудь надежду, дитя мое?

— Нет.

— Верь своему отцу, бедная девочка.

И она разрыдалась.