– Да что с ним станется? – крутанувшись еще раз около зеркала, надела пальто и начала выталкивать меня на выход.

В десять утра мы были уже у дверей зала, где проводили вчера репетиции. Ох, как же дядя Боря стал похож на кота при виде бабушки, а комплименты так и сыпались словно из рога изобилия.

– Ой, прекрати, Боренька! Ну какая я тебе красавица! Кошёлка старая уже, – а в глазах так и читается: «Только попробуй не разубеди, тут ты окончишь свой бренный путь».

– Аннушка, да ни у кого язык не повернется так назвать прекраснейшую из женщин. – Ох, как стелет котяра, а как крутиться вокруг и за ручку возьмет и в ушко шепнёт. Это что, я злюсь что ли? А ведь правда, злится начал. А ну прекращай Сашка, вон смотри как бабушка расцвела. Отпустило. Правильно Сашка, бабушка тебя меньше любить не станет, а у тебя скоро свободного времени почти не будет, а так она не одна».

– Дядя Боря, вы знакомы с Утесовым, если да, то насколько хорошо? – уже успокоившись и осознав глупость своих мыслей, спросил Александрова.

– Леонида? – с удивлением посмотрел на меня Борис Александрович, – очень хорошо знаю, общаемся довольно часто если не на гастролях, а иногда и на них пересекаемся. А что ты хотел?

– Песни у меня есть, которым нужно сопровождение гитары и саксофона. Хотел попросить его о помощи.

– Да и у меня есть кому играть на гитарах и саксофоне, – в голосе прозвучала обида, – но если тебе нужен именно Утесов.

– Дядя Боря, вы меня не так поняли, просто я не думал, что у вас есть такие музыканты, – я поспешил покаяться.

– Ну и славно, а что за песня? – вроде даже как успокоился Александров, – может споешь?

– Песня на книгу Гюго «Собор Парижской Богоматери», назвал ее Belle.

– Прекрасная песня, мне очень понравилась и на русском и на французском языке, – бабушка выдала свое мнение.

– На французском? – в голосе Бориса было столько удивления. – Я правильно понял, Саша, ты написал песню на французском?

– Да, и не одну, – скромно потупился, чуть ли не шаркая ножкой. – Ну давайте я лучше спою.

– Да, да конечно, – дядя Боря посторонился, пропуская меня к сцене.

Сев за рояль, я немного настроился и начал опять с небольшой хрипотцой:

Всю песню я пропел с закрытыми глазами, а когда окончил услышал аплодисменты и незнакомый голос:

– Борис Александрович, что это за песня и кто этот юноша?

В голове зазвучали фанфары, дамы и господа, позвольте поприветствовать Фурцеву Екатерину Алексеевну, у меня аж дыхание перехватило. «Всесильная Екатерина. Вот сейчас я вижу перед собой либо РОЯЛЬ попаданцев либо надгробный камень на своих планах», – а рядом стоял Муслим Магометович Магомаев – любовь многих советских женщин.

Я тихонько вставал из-за рояля и, пока меня представляли, пытался успокоиться.