Не важно – в данный момент важнее всего был командир «Кривой шоколадки». Многое указывало на то, что агентом может быть именно он, – и если так, нужно было действовать как можно быстрее.

– Эноба, – обратился он к первому пилоту «Няни», – послушай, если я сейчас не нужен…

– Можешь идти, Лем, – ответила Стилс, даже на него не взглянув. – Ты задал координаты?

– Не так уж много их и было.

– Ладно.

– Надеюсь, Флинка все-таки найдут, – сказала она, когда он уже поднялся с кресла. – Это и впрямь напастное свинство, что он оставил тебя одного. Сперва отобрал у тебя должность, а теперь…

– Спасибо, Стилс.

– Если его найдут, скажи. Уж я-то надеру ему задницу.

«Наверняка, – натянуто улыбнувшись, подумал он. – Что ж, дорогая моя Эноба, шансы на это у тебя довольно-таки мизерные». Труп Цицеро какое-то время лежал под его койкой, пока Захарий не воспользовался антигравитационной тележкой для перевозки одеял, чтобы с ее помощью сбросить тело бывшего первого астролокатора в секцию для отходов. Насколько он знал, «Няня» избавлялась от отходов циклически, как правило, непосредственно перед прыжком, придавая им направление, позволявшее долететь практически до солнца системы. Лем задумывался о том, не найдет ли кто-нибудь тело раньше и почему никому не пришло в голову поискать его именно в мусорном отсеке. Но, похоже, у всех было просто слишком мало времени для размышлений.

Как сейчас и у него самого.

Не вдаваясь в лишние разговоры, он направился в сторону главной палубы, но при этом не особо спеша и слегка волоча ноги. Команда эсминца должна была видеть в нем того же, кого видела обычно, – семенящего маленькими шажками, слегка испуганного старичка. Образ не вполне соображающего бедняги обычно прекрасно себя оправдывал. Забавно, что никто ни разу не задался вопросом, что этот самый едва держащийся на ногах бедняга делает на одном из самых продвинутых экспериментальных кораблей Альянса.

Где Малькольм Джейнис мог запереть Тартуса Фима? То, что капитана «Кривой шоколадки» в каюте Джейнисов уже не было, Лем знал из разговоров Маделлы в нашпигованной жучками «Детке». Вероятно, наемник затолкал его в какую-то из резервных кают на нижней палубе, основную часть которой занимали машинное отделение и склады, но там имелись и каюты для технического персонала. Помещения эти не отличались особыми удобствами, и чаще всего их занимали механики. Забавно, после стольких веков или, может, даже тысячелетий презрительного отношения к представителям «физического труда» история, похоже, нисколько не менялась, хотя понятие «механик» означало уже нечто совершенно иное, чем в доимперские времена, и Лем не сомневался, что большинство нынешних космических спецов по поршням, кабелям и реакторам сумели бы дать фору профессорам-физикам давних времен.

Ладно, значит, на нижнюю. Захарий добрался до небольшого лифта. Двери, тихо пискнув, закрылись, и несколько мгновений спустя астролокатор оказался внизу. Вокруг было довольно пусто – на нижней палубе болтались лишь двое механиков, причем один из них при виде астролокатора поспешно спрятал тлеющий окурок. Курение на кораблях Альянса было строго запрещено, и Лем удовлетворенно отметил, что механик отвел взгляд, ища повода юркнуть куда-нибудь в служебные коридоры. «Словно крысы, – подумал он. – Тем лучше». Проходя мимо того места, где только что стоял механик, он ощутил слабый запах самогона, который гнали на «Няне».

Резервные каюты находились в ответвлении В, и лишь на двери одной из них светился красный огонек включенной блокировки. Джейнис даже не потрудился поставить кого-нибудь охранять дверь, видимо решив, что хватит простой блокировки посредством генодатчика. Естественно, он был бы прав, если бы не тот факт, что у Захария имелись генные записи большей части команды. Одной лишь записи было недостаточно, иначе генодатчик удалось бы обмануть с помощью выкраденного волоса. Требовалась несколько более тонкая работа и оборудование-симулятор, позволявшее за долю секунды передать генодатчику остальные данные: кровяное давление, поверхностное натяжение кожи, запаховые элементы и тому подобные мелочи, некоторые на уровне рибонуклеиновых танцев. Подобные симуляторы часто называли копией человека, которая могла притвориться живым индивидуумом лишь на мгновение, но этого хватало, чтобы в набитом данными чипе появился и исчез обрывок настоящего биологического сознания. В большинстве цивилизованных систем их использование было запрещено.

Захария Лема запреты не волновали.

Прыснув на генодатчик экстрактом Малькольма Джейниса, он подсоединил чип симулятора, позволив наемнику на секунду родиться во тьме и умереть, прежде чем в биологической копии возникло осознание отчаянного крика. Цвет огонька сменился на тускло-зеленый, и дверь поднялась вверх, открыв полумрак тесной, пропитанной потом каюты. «Наверняка проблема с кислородным генератором и воздухообменом», – подумал Лем, доставая из кармана удобный ручной пьезоэлектрический парализатор.

– Ты там? – тихо спросил он. – Вылезай.

– Кто ты? – послышался хриплый голос.

– Я мог бы спросить то же самое, – заметил Захарий. – Я вытащу тебя отсюда. Ты вернешься на свой корабль – если, конечно, ты тот, о ком я думаю. – Он откашлялся. – Конец тайного поручения.

– Ясно, само собой. – Тартус Фим выбрался из каюты. Выглядел он кошмарно – вся его прежняя заносчивость куда-то исчезла. Допрос Джейнисов оставил свой след. Внешне он заметно похудел и ослаб, но Лем не дал себя обмануть. Глаза – глаза говорили обо всем. Это не были глаза загнанного зверя – они смотрели и анализировали, сверля взглядом каждую подробность и ища шанс сбежать. – Конец, конец.