— Нет, — откидываюсь на спинку стула. Так и знал. Пора сваливать.

— Погоди ты рубить! Я же не сказал, что навсегда! Прекрасно, как мужик, тебя понимаю. Такая баба не люба, а противна. Хотя бы на время. А потом возьми вину на себя. Ну, дескать, прошла любовь, нашел другую. Ты ведь живешь уже с этой, как ее, Вероникой? Видел я ее, красивая девка. Вот и живите с ней, милуйтесь на здоровье, но не так, чтобы у всех на виду. Егор, да не криви ты лицом.

— Я не буду признавать чужого ребенка.

— Слово даю, никаких алиментов с тебя не спросят. Ты же мужик, ну разлюбил, ну и что. Сколько таких случаев? Пойми, для меня это важно. Ксюшу заберем к себе, жена сказала, что ты готов оставить ей квартиру, — благородно, но не стоит. Имущество — твое по праву, даже приданое обратно просить не стану. Можешь ни разу на пороге не появиться. От тебя только и надо — что фамилию.

— Увы, но нет.

Его тяжелые кулаки бьют по столу.

— Да что тебе стоит-то?! Живи, как жил раньше. Ничего ж не изменится! Что тебе этот штамп? Ну записан на тебя ребенок, тебе по этому поводу переживать не следует. Всего лишь бюрократия. Зато деньги, работа, престиж и уважение! Гарантирую!

— Вы понимаете, эти месяцы я и так прикрывал Ксюшу. Хватит с меня маскарада.

— Знал с самого начала?

— Да.

— Ну вот! Ты же актер! Продолжай свою роль. Кстати, если хочешь, дадим тебе настоящую роль. Второстепенную, разумеется, но где захочешь. Что думаешь?

— Ага, в массовке, — мне смешно. — Спасибо, конечно, за щедрое предложение, но вынужден отказаться. Мне нужен этот развод, извините. Я ждал слишком долго.

Санников остервенело подписывает мое заявление и вновь швыряет планшет в лицо. Ловлю, но сам начинаю злиться. Конечно, стерпеть можно многое в дань уважения возрасту и положению, но он позволяет себе слишком много.

Поднимаюсь с места, он тоже вскакивает. Протягиваю руку, он отворачивается. Ну что ж.

— Если ты выйдешь в эту дверь, то нигде в России больше не найдешь работу по специальности! — угрожает тихо, но предельно четко. Тянет медленно, как шарлатанка заклятье: — Ни одна газета, ни один канал не опубликует и не примет ни строчки, написанной твоей рукой! Ты понимаешь это? Твоя жизнь кончена!

— И вам всего хорошего.

Вечером Вероника спрашивает, как все прошло, прямо с порога. После работы она ездила к дяде, поэтому вернулась поздно. А по телефону не говорили, как-то не хотелось серьезные вещи обсуждать.

— Знаешь, на удивление спокойно. Написал заявление, мне его подмахнули и пожелали удачи. Теперь свободен, как ветер. В холодильнике шампанское и конфеты, так что отмечаем!

— Что, правда? Тебе пожелали удачи? — она цепляется за надежду, что разошлись по-хорошему.

— Ну, в смысле в кавычках, — веду ее к кровати, на которую мы заваливаемся прямо в одежде, чтобы немного отдохнуть перед ужином. После увольнения ездил к родителям, потом провел почти три часа в спортзале, устал, как собака.