Да. Я видел, как Агата незаметно выудила из клатча таблетку и запила ее доброй половиной налитого в бокал шампанского. Почему я не остановил ее, зная, что экстази планировалось добавить в напиток Артуру? Потому что видел, как она дрожала всем телом, когда переходила во время вальса от старшего брата к своему близнецу.

Увидев меня, Агата одним махом осушила остатки шампанского.

— Томас, ты не мог проследить, чтобы я никого не убила в остаток вечера? Боюсь, я могу несколько слететь с катушек через какое-то время.

— Что сказал тебе Артур? — Спросил я и, похоже, угодил прямо в цель.

— Сегодня не я его цель, удивительно, правда? Ему нужен Адриан.

Агата с горечью вцепилась в новый бокал, но я постарался мягко увести ее подальше от официантов, разносивших напитки.

Она молчала уже довольно давно, а я все никак не мог совладать с собой. У меня не было в арсенале ни единого слова, что могло бы поддержать ее или хотя бы поднять настроение.

Адриан нашёл нас в этом неубедительном молчании и, ни слова не говоря, схватил Агату за локоть и потащил за собой. Он был взвинчен до предела и увлек сестру куда-то с такой скоростью, что я едва не упустил их из виду, когда они скрылись в кабинете отца Макса. Спустя четверть часа один за другим близнецы вернулись обратно в коридор, и по Агатиному лицу было понятно, что наркотик начал действовать. Напряжение, сжимавшее все ее нервы в крепкий узел, отступило, сменившись полнейшим чувством расслабления. Глаза с расширившимися зрачками неестественно блестели, а на губах блуждала неконтролируемая улыбка. Примерно в таком состоянии Агата станцевала ещё парочку танцев, сначала с чьим-то сыном, а после с Максом. Причём оба раза она упорно перекладывала руки партнёров себе на грудь, а свои все норовило пристроить у тех на задницах.

— Агатик, постой смирно, хорошо? — Макс со смехом передал мне девушку, — А то, боюсь, нам с Викой тоже захочется присоединиться к твоему кайфу.

Агата обречённо повисла у меня на плече, танцевать я больше ее не пускал, так что ничего другого она не придумала, кроме как громко и отнюдь не лестно комментировать собравшихся на балу «прихвостней высшего сословия». Когда же в нашу сторону двинулась мать Агаты, хорошо сдерживавшая внутри себя ярость, девушка даже бровью не повела.

— Что ты себе позволяешь? — Гневно прошипела женщина, стараясь выглядеть при этом как мама, искренне интересующаяся тем, почему ее дочь не танцует.

— Мамочка! — Агата едва не взвизгнула от восторга. — А вблизи ты очень даже ничего! Я такой тебя и запомнила, когда ты выгнала нас из своей семьи!

— Да? — Свирепо отозвалась женщина, даже не глядя в мою сторону, — А вот ты подурнела, дорогая моя. Думала, что хоть часть денег, которые вы бессовестно тут прожигали, ты потратила с умом. Но нет, даже этот ужасный отцовский нос не исправила.

Я не верил своим ушам. Я никогда даже подумать не мог, что женщина, мама, может такое говорить, глядя в глаза своему ребёнку. Что там говорить, думать! Разве мы не должны быть самыми идеальными на планете в глазах наших матерей?

Но Агату такие заявления, казалось, не пронимали уже тысячу лет, наоборот, лишь раззадоривали.