— Станешь. — Последовал невозмутимый ответ. — Агата, мы с тобой были знакомы за 9 месяцев до рождения, не забывай. Я прекрасно знаю, чего от тебя ожидать.

Я громко фыркнула и отключилась. Но как же он оказался прав… у меня ушло целых семь минут на отрицание самой возможности такого поступка и всего одна на то, чтобы вытащить из косметички пинцет и засунуть их в тумбочку у кровати.

С того дня, как Адриан попал в больницу и дедушка уехал из гнезда, каждая смена Томаса заканчивалась в моей спальне. Следуя правилам, он спрашивал разрешения подняться на этаж и, получая мое безусловное согласие, все крепче запечатлевал себя в моем сердце. Первые ночи он просто ждал, когда я усну, крепко держа в своих руках и покрывая поцелуями всякий раз, когда кошмар норовил проникнуть в мой сон.

Но после, смирившись с тем, что Адриан будет находиться под аппаратом искусственной вентиляции легких до тех пор, пока более менее не заживут ребра, я уже не могла сохранять спокойствие рядом со своим телохранителем. Одного только взгляда на его твердые гладкие мышцы было достаточно, чтобы я отбрасывала наше одеяло и забиралась на Томаса верхом. А он глядел на меня мутными от возбуждения глазами и стаскивал зубами бретельку майки с моего плеча.

Так было и в тот вечер после разговора с Адрианом, когда, поймав ртом мой последний стон, Томас осторожно убрал с моего разгоряченного лица прилипшую прядь волос и поцеловал в кончик носа.

— Ты такая… — начал было он, но вдруг осекся, подбирая слова. Я поерзала под ним и ласково очертила пальцами контур его губ. — Моя. — выдохнул Томас.

Перекатившись на спину, он прижал меня к себе и поплотнее накрыл одеялом. Наивный, как я могла замерзнуть рядом с таким горячим парнем? И все равно, забота и внимание, так несвойственные человеку его склада, буквально растворяли меня в обожании к нему.

— Отец рассказал, зачем твоя мать приходила к нему. — Томас так несвоевременно вернулся к теме, о которой я не хотела вспоминать до утра. Мысль о пинцете в тумбочке тут же неприятно царапнула голову. — Она просто хотела узнать, не может ли он выделить кого-нибудь для охраны Артура. Ей больше не к кому обратиться.

От гнева, подкатившего к горлу резкой волной, я села на кровати и даже не смогла подобрать слов. Любимый сынок этой женщины чуть не грохнул ее младшего сына, а она еще смеет являться в гнездо, где даже последняя горничная находилась на стороне Адриана?! Она что же, после развода совсем из ума выжила? Или… или же кто-то мне наврал, и причина ее визита была совсем в другом? Я мотнула головой, отгоняя от себя эту назойливую мысль. Заметив мое замешательство, Том мягко но настойчиво уложил меня обратно на подушки и вплел пальцы мне в волосы.

— Детка, я не хочу, чтобы что-то омрачало тебе сны. Ты становишься такой беззащитной, когда начинается очередной кошмарный сон, что я готов не спать всю ночь, лишь бы вовремя отогнать его от тебя. Не думай о плохом…

Я молча прижалась губами к его плечу и закрыла глаза.

— Что мы будем делать, когда дедушка узнает о нас? Он последний из гнезда, кто еще не в курсе, где ты спишь почти каждую ночь.

Томас молчал подозрительно долго, так что мне пришлось приподняться на локте, чтобы проверить, не заснул ли он. Но Томас просто задумался, и его глаза загадочно сверкали в темноте.

— Думаю… мне придется спасти тебе жизнь, чтобы Уильям оставил мысли сосватать тебя наследнику чего-нибудь, — прошептал он, опуская мою голову обратно себе на грудь.

Я слушала его дыхание, становившееся все спокойнее и ровнее, ощущала, как расслаблялись подо мной его мышцы, и утопала в чувстве совершенно космического счастья. Что еще мне нужно было?

Поймите меня правильно… если бы я была обыкновенной девчонкой по имени Агата, я бы, не задумываясь, поставила во главу угла любимого человека, не стала бы подвергать сомнению его слова. Но я была и остаюсь частью клана Эркерт, саморазрушение — это синоним нашей фамилии. Мы никогда не сможем измениться к лучшему, даже понимая, что вот-вот совершим ошибку. И уж точно никогда не будем претендовать на статус «хороших людей». Мы никогда не изменимся. Мы не знаем, как.

Поэтому в три часа ночи я вытащила из тумбочки пинцет, и, молясь одновременно всем святым, чтобы тот не проснулся, выдернула несколько волосков с затылка Томаса. Теперь я могла надеяться лишь на то, что он об этом никогда не узнает. Завтра не его смена.

Своим доверенным лицом я выбрала Монику, соврав, что должна сдать кровь на ХГЧ, поскольку последний раз мы с Томасом якобы не предохранялись. В назначенное время мы встретились во внутреннем дворе университета.

— Ты все помнишь? — Спросила я, застегивая на ее шее свою цепочку с датчиком слежения.

— Конечно, дорогая, — улыбнулась она, забирая мой телефон, — ты быстренько смотаешься в больницу, сдашь анализы, а я побуду здесь вместо тебя. Если Саша спросит, почему ты задерживаешься, напишу сообщение.