В моём воображении воспитанница отца хохотала надо мной.
— Она исчезла в конце семестра! Никакой связи с осенним балом.
— Руна, не глупи!
Впервые я видела Йона настолько встревоженным, но мне было уже безразлично.
— Лария получила диадему? Так, чем я хуже?!
Гордо держа голову, с прямой спиной, я пошла к довольной госпоже Бэррис и ректору Илбреку. В груди клокотало от возмущения.
«Я заслуживаю диадемы ничуть не меньше Ларии Хермин!»
Она стала «цветком бала» и ничуть не пострадала от проклятия. И пропала она намного позднее. То есть ни ректор, ни наставница не причинили вреда предыдущей жертве. Вокруг полно свидетелей. Йон просто не хочет, чтобы кто-то занял место его обожаемой Ларии.
Я шла через зал. Заметив Женталя, немного сбилась и замедлила шаг. Наставник Айгермара одарил меня таким жутким взглядом, что разумнее было немедленно бежать прочь, но я осталась. Студенты аплодировали, музыканты играли торжественную мелодию. Я чувствовала всеобщее недоумение — почему диадему вручают первокурснице в простеньком форменном платье? Многие стихийницы в броских и дорогих нарядах смотрели на меня с недовольством.
Заботили меня вовсе не они, а плотоядно улыбающаяся госпожа Бэррис и дряхлый ректор. Он еле держал награду для победительницы вечера. Уродливая физиономия Женталя маячила рядом.
«Ничего страшного не произойдёт. Не сожрут же они меня прямо перед толпой», — успокоила я себя.
— Наш чудесный «Цветок бала», — громко произнесла госпожа Бэррис.
— Бабочки так любят прекрасные цветы, — негромко добавил ректор Илбрек, надевая диадему на мою голову.
У старика тряслись руки. Илбрек словно разваливался на глазах. Его слова напомнили о подземелье и хранилищах искр. Меня одолели сомнения, которые я с усилием подавила.
Я ничего не сделала для того, чтобы заслужить внимание толпы, но оно оказалось приятным. Моя глупая вспышка прошла, однако я с вызовом смотрела на Айгермара. Я улыбалась гостям праздника. Верика стояла рядом с Ди́аном и с восторгом била в ладоши, радуясь за меня. Она единственная, кто ничего не скрывал. Не то что «котик». Молодой ирбис почему-то был задумчив, а на гладко выбритых щеках горел румянец.
Я чувствовала себя отомщённой. Лария не лучше меня. Осталось добиться первого места в рейтинге к концу года, чтобы попасть в галерею портретов лучших из лучших.
От волнения у меня разболелась голова. Тянущая и неясная боль накрыла сверху, ударила в виски.
— Скажи несколько слов, милая, — прошептала госпожа Бэррис, дёрнув меня за руку.
— Я очень рада, что…
Голос сорвался. Обруч сжал голову будто тисками. Кажется, я застонала. Я никогда не испытывала подобной боли. Диадема жгла и давила. В глазах потемнело. Сквозь пелену я увидела, как Йон взмахнул руками и фиолетовый поток магии потёк в мою сторону.