Ну, кажется, все в сборе. Павел приподнялся, махнул богатыркой.

Три ручных пулемета разом хлестнули по бандитам, сгрудившимся возле парома. С воплями бросились они в разные стороны. Одни — к лошадям, другие — в воду. Но пулеметчики с короткой дистанции посекли почти всех — лишь двое или трое успели ускакать. Очередь, полоснувшая им вслед, резанула по метавшимся возле дома коням. Павел прыгнул к пулеметчику, навалился на него сверху:

— Обалдел, черт! Коней береги!

У молодого красноармейца меловое лицо, глаза выкатились из орбит. Павел едва оторвал от пулемета его закаменевшие пальцы…

В Новочеркасск доставил Белов двух легко раненных бандитов и привел пятнадцать верховых лошадей, не говоря о вооружении, которого хватило на целый взвод.

После этой операции оставшиеся банды затаились, совершая лишь короткие набеги вдали от города.

Павел Белов получил повышение — его назначили полковым адъютантом. На очередном собрании товарищи избрали его секретарем партийного коллектива. Теперь было не до отдыха, не до вечерних прогулок. Работать кое-как он не умел, весь ушел в новое дело, даже жить перебрался с квартиры в клубный барак, где помещался полковой партийный президиум.

Через два месяца на базе 1-го запасного полка начал формироваться 2-й запасный кавалерийский полк. Павел Белов был направлен в эту новую часть командиром эскадрона. Несколько его товарищей были переведены туда же на должность командиров взводов.

Чернявый, подвижный комвзвод Израэль, человек самолюбивый и въедливый, сказал не без ехидства:

— Ты, Белов, мастер карьеру делать. Смотри не сорвись!

— Да ты что? — искренне удивился Павел. — Какую карьеру? Куда послали, туда и еду. А эскадроном я еще на фронте командовал.

До войны возле станции Тарасовка располагался лагерь, в котором проходили учебные сборы донские казаки-запасники. Сохранились там щелястые, полусгнившие бараки да несколько конюшен. Перед приходом 2-го запасного кавполка бараки на скорую руку починили, возобновили в них нары.

Полк ускоренными темпами готовил пополнение частям, сражавшимся против Врангеля. Опытных командиров, способных сколачивать и обучать подразделения, не хватало. Эскадрону Белова были приданы два маршевых эскадрона, за подготовку которых он нес полную ответственность. Вот и получилась у него непонятная боевая единица: больше, чем дивизион, но меньше, чем полк. Однако и в полку и в дивизионе есть соответствующий комсостав, который ведает обучением людей, вооружением, подготовкой лошадей, доставкой продовольствия и фуража. Белов управлялся один.

Он чувствовал: эта работа стала для него хорошей школой. Раньше знал он взвод, знал сабельный эскадрон с нехитрой его тактикой. Главное — личный пример, смелость, решительность, лихой кавалерийский натиск. Теперь же приходилось думать о многом: о планировании занятий, об инструктаже младших командиров, о быте красноармейцев, о приобретении и выездке лошадей. Сложность усугублялась еще и тем, что эскадроны были неоднородны, требовали разного подхода.

К подъему Белов отправлялся в свой основной эскадрон, укомплектованный молодежью. Этих юнцов приходилось учить самому простому: как держать щетку, как расчищать деревянным ножом копыта, как кормить лошадь, как обращаться с винтовкой и шашкой. Здесь росли будущие красные конники, и Белов не жалел для них ни времени, ни знаний.

Много хлопот было с первым маршевым эскадроном, состоявшим из степенных пожилых хуторян. Порядок у них идеальный, лошади всегда вычищены и сыты. Хозяйствовать они умели. И стреляли хорошо. Но сделать из этих грузных, малоподвижных людей лихих наездников, привить им быструю реакцию, способность к риску (без чего немыслим кавалерист) было почти невозможно. Для конной атаки они не годились. Белов учил их действовать в пешем строю.

И уж совсем особенным был третий эскадрон. В него собрали донских казаков, сражавшихся раньше в белогвардейских частях. Наскоро проверила особая комиссия — врагов среди них, вероятно, не было, но к новой власти относились они без особого энтузиазма.

Все казаки прошли одну, а то и две войны, отлично держались в седле, знали тонкости конного и пешего боя. С ними Белов занимался по вечерам. Причем занятия выглядели на первый взгляд несколько странно. Началось с того, что Павел услышал у донцов песню, своего рода гимн белой Добровольческой армии:

Под «неразумными хозарами» имелись в виду красные.

Спросил, известно ли казакам, чьи это слова. Донцы не знали. Тогда Павел взял у местной учительницы томик Пушкина, пришел вечером в казарму и заговорил о поэте. Потом начал читать стихи. Усачи казаки хохотали над «Сказкой о золотой рыбке», с изумлением воспринимали звонкую музыкальность «Руслана и Людмилы».