На рассвете 24 мая Павел Алексеевич проснулся от далекого приглушенного грохота. Подумал — гроза. Но грохот повторялся снова и снова, размеренно и все с той же силой.
Охваченный тревогой, генерал снял телефонную трубку:
— Зубов? Это у вас?
— Так точно, товарищ сорок пятый. Артиллерийская подготовка. Массированный огонь из орудий и минометов по переднему краю.
Зазуммерил другой телефон.
— Докладывает майор Жабо. На участке моего полка враг начал артиллерийскую подготовку.
Появился заспанный адъютант. Молча положил перед генералом радиограмму. Командир воздушно-десантного корпуса, державшего оборону восточнее реки Угры, сообщил, что противник ведет сильный артиллерийский огонь.
Накинув плащ-палатку, Белов вышел на улицу. Утро начиналось мокрое, хмурое. Низко ползли серые тучи. Сеял мелкий холодный дождь.
«Хорошо, — поежившись, подумал Павел Алексеевич. — Немцы не смогут поднять авиацию».
Холод успокаивал, ровней билось сердце, начало утихать возбуждение. Ничего сверхъестественного, собственно, не произошло. Разве не ожидал он вражеского наступления? Только вчера беседовал об этом со Щелаковским, и комиссар сказал: «Да, Павел Алексеевич, многих мы выручали, многим помогали, а кто нам помогать будет?!»
Была надежда, что немцы затянут сроки, ожидая хорошей погоды. Но они, значит, решили не ждать. А 50-я армия ударит по противнику лишь через десять дней. Если вообще ударит. Есть сведения, что из ее состава изъяты несколько дивизий для переброски на юг…
Павел Алексеевич не торопясь, по-будничному позавтракал и выпил чай. Он знал, что на него смотрят сейчас подчиненные, его настроение передается им: он просто обязан подавить в себе ту напряженность, ту тревогу, которые появляются даже у самых опытных военачальников, когда враг переходит в наступление, когда нет точных сведений о развитии событий и общая обстановка еще не ясна. Чем скорее восстановится в каждом человеке, во всем штабе деловой, спокойный настрой, тем лучше.
К полудню начала вырисовываться картина развернувшегося сражения. Как и предполагал Белов, главный удар фашисты нанесли возле райцентра Всходы. После артиллерийской подготовки двинулись в атаку густые цепи пехоты с большим количеством танков — они ползли среди атакующих группами по пятнадцать — двадцать машин. Вся эта лавина обрушилась на 6-й партизанский полк, занимавший первую линию обороны. Полк не выдержал, отступил, рассеялся в лесу. Командир и комиссар погибли.
Начало оказалось удачным для гитлеровцев. И все же, несмотря на подавляющее превосходство, решающего успеха фашисты добиться не смогли. Они продвинулись на несколько километров и оказались перед главной линией обороны, которую занимал 8-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Высоцкого. Здесь немцы вынуждены были остановиться, снова готовить атаку.
Белов не надеялся на то, что Высоцкий сможет долго оборонять свой рубеж. Слишком велика разница в силах. Немцы, конечно, и завтра будут добиваться победы именно здесь, на всходском направлении. Но за ночь туда подойдут и наши резервы.
Однако события развивались стремительней и хуже, чем предполагал генерал. К вечеру фашисты не только не ослабили натиск, а ввели в бой новые части. Незадолго до сумерек они еще раз атаковали село Всходы, выдвинув вперед таран из тридцати танков с десантом на броне. Несколько вражеских машин подожгли из своих длинноствольных ружей бойцы противотанковой роты, несколько машин было подбито гранатами, и все-таки отразить натиск не удалось. Полк Высоцкого оставил районный центр и отошел за Угру. Преследуя кавалеристов, немцы переправились через реку и повели наступление на разъезд Дебрянский, отсекая от главных сил группы воздушно-десантный корпус.
Генерал Казанкин одну за другой слал Белову радиограммы, доносил: положение десантников все более осложняется.
Поздно вечером Павел Алексеевич приказал отправить на помощь Казанкину два гвардейских кавалерийских полка. За ночь окончить создание нового оборонительного рубежа с центром в деревне Мытищино.
Навстречу прорвавшимся гитлеровцам были брошены лучшие силы: кавалерийский полк Князева, усиленный танками старшего лейтенанта Кошелева.
Аркадий Князев как должное воспринимал, что его всегда посылают на самое трудное дело. Ему даже нравилось это. Доверие начальства укрепляло веру в собственные силы. И по характеру своему не мог он держаться в стороне от главных событий.