Квартира деда располагалась на втором этаже старой блочной девятиэтажки. Перед походом к ней Максим честно выждал сутки, смотрел по телевизору местные новости, прочитал несколько газет. И везде — тишина, словно смерть депутата при странных обстоятельствах для этого города обычное дело. Ни интервью со скорбящими родственниками и друзьями, ни приличествующего случаю некролога… Все можно объяснить только одним: Стрелков принял вызов. И, скорее всего, уже связал между собой две смерти — сына директора строительной фирмы и одного из своих подельников. И готовит «ответку», конечно.
Поздним вечером следующего дня Максим не выдержал, и сразу после полуночи отправился на разведку. Побродил перед подъездом, посмотрел издалека на припаркованные рядом с домом машины. Потом подобрался поближе, вошел в подъезд, поднялся по лестнице на второй этаж. С улицы Максим видел, что в окнах квартиры старика света нет, но это еще ничего не значило. Может, там лампочки все разом перегорели или проводке конец пришел. Второе, кстати, вероятнее. Максим постоял перед хлипкой деревянной дверью — такую и ломать не надо, толкнуть только хорошенько, сама вывалится. С той стороны — ни звука, ни шороха. Три минуты, пять — дольше ждать Максим не стал. Повернул в замке аккуратно несколько раз острие ножа, приоткрыл дверь и вошел в квартиру. И едва переборол в себе желание зажать нос. Пустая темная двушка встретила гостя густым, настоявшимся ароматом помойки. Свинарник, вернее, хлев, торгаши устроили тут знатный. Максим пробрался между набитых мягким барахлом тюков, коробок и ящиков, обследовал обе комнаты, загаженные до нельзя кухню, ванную и туалет. Остановился в коридоре, на ходу составляя план действий. Можно поджечь тут все, это отличный выход, но он чреват последствиями — пожар может перекинуться на другие квартиры. Тогда не так. Надо дождаться возвращения «квартирантов» и вежливо, внятно и убедительно объяснить, что так нельзя, что здесь так не принято — и все. В этом случае «беседа» будет носить локальный характер, и посторонние не пострадают. Да вот беда — встретить гостей некому. Дед, в силу возраста, эту войну проиграл, а Максиму недосуг сидеть тут с утра до вечера. Помощник нужен, а лучше несколько.
Максим выскользнул из квартиры, постоял на площадке и сбежал вниз по лестнице. Отошел от подъезда, по запаху определил направление движения. И не ошибся, почти сразу нашел то, что искал. У контейнера с мусором лежал на грязном снегу крупный, рыжий с белым пес. Он заворчал глухо при виде человека, но с места не тронулся. И задрал вдруг голову, защелкал зубами так, словно ловил в воздухе мух или комаров.
— Замерз, бедненький, — пожалел пса Максим. — Ну, иди сюда. Я тебе помогу.
Он сгреб псину одной рукой за шкирку, второй за шкуру на спине, поднял и бегом пустился обратно, к дому деда. Собака глухо рычала, дергалась, пыталась вертеть башкой, скалилась, но вырваться не смогла. Максим с ношей вбежал на второй этаж, мысленно моля всех богов, чтобы никто не попался ему навстречу, толкнул ногой входную дверь и зашвырнул пса в квартиру. Тот шлепнулся на грязный линолеум, но вскочил на разъезжавшиеся лапы и, поджав хвост, рванул в комнату. Максим снова закрыл дверь, вернулся назад. Пришлось сделать еще два захода, но времени на все ушло почти два часа. Остальные дворняги так легко на контакт не шли, шарахались от человека и удирали прочь. Но две — правда, не очень крупные — попались-таки, подошли сами, и были немедленно водворены в квартиру. На этот раз дверь Максим закрыл основательно, подергал за ручку. Из квартиры донесся приглушенный лай, скулеж и рычание — псы делили территорию. Все, друзья, вэлкам, вас там с нетерпением ждут. Из съестного в квартире — только груда одноразовых тарелок с объедками, так что к приходу «хозяев» собачки успеют проголодаться. А через пару дней надо вернуться, проведать зверушек. Максим вышел из подъезда, подхватил горсть снега и старательно вытер им руки, снова посмотрел на темные окна квартиры на втором этаже. Эти псинки не подкачают, от голодухи они быстро озвереют в заточении и достойно встретят «соседей» старика. А пока есть время, надо Вована навестить. Если он, конечно, уже вышел на «работу».
Обычно оставлять свою машину перед фасадом здания администрации города — привилегия избранных. В эту касту входили далеко не все чиновники местного гадюшника. Те, кто попроще, ютились по соседству, на площадке рядом с универмагом. Но сегодня элите пришлось потесниться — у торгашей прорвало трубу. Потоки кипятка залили центральную улицу, движение на ней перекрыли, пар поднимался над крышами зданий. Максим побродил рядом с местом бедствия, понаблюдал за восстановительными работами и не спеша направился к стоянке. Машину он выбрал сразу: неприметный темно-зеленый праворульный внедорожник удачно примостился у дальнего края забитой транспортом площадки. А напротив — ряд уже основательно подросших голубых елей, за одной из них и остановился Максим. Осмотрелся, сгреб с еловых лап горсть снега, слепил снежок и ловко запустил его в стекло боковой дверцы джипа. Немедленно отозвалась сигнализация, запиликала, завыла на все лады. Максим терпеливо ждал окончания концерта, даже засек время. Машина успокоилась ровно через четыре с половиной минуты. Максим выждал еще немного, швырнул второй снаряд, но уже в лобовое стекло. На этот раз все закончилось через три минуты. Машина, после того, как в нее врезался третий снежок, орала недолго, а на четвертый бросок не среагировала вообще. Стояла себе молча и не вякала. Вот и чудненько, что и требовалось доказать: хозяин решил, что сигнализация неисправна, и просто отключил ее. «Спасибо тебе, добрый человек, а то уж я волноваться начал». Бесшумно вскрыть дверь, завести двигатель и выехать через открытый по случаю коммунальной катастрофы резервный проезд не составило труда. Заставил поволноваться только охранник-коротышка, сидевший в стеклянной будке, как грач в скворечнике. Но открыл-таки шлагбаум и выпустил угнанную машину с охраняемой территории. А что — пропуск под стеклом отлично виден, с охранника взятки гладки. Не торопясь, но и не ползком, по задворкам города в потоке других машин — благо, центр почти полностью перекрыт — Максим выехал к территории завода, прокатился вдоль забора насколько смог далеко, в парк. Здесь можно отсидеться до темноты, сюда сунутся в последнюю очередь. Да машинка скоро сама найдется, часов через семь-восемь. Возможно, даже в хорошем состоянии. Хотя тут заранее не угадаешь. Ничего, хозяин у внедорожника небедный, в случае чего новую купит. Если уже не купил.
Максим выбрался из машины, обошел ее, осмотрел со всех сторон, побродил среди берез и елок, снова забрался в салон. Холодновато, а ждать еще долго. Во сколько у них, на шоссе, рабочий день, вернее, ночь начинается, интересно знать? Часов в семь или восемь вечера, если не позже. Значит, куковать тут еще долго придется. Книжечку бы какую почитать, что ли…
На заднем сиденье ничего интересного не оказалось, только ворох местных газет. Максим просмотрел их, закинул макулатуру обратно. Тоска, товарищи, не заснуть бы… Так, а здесь у нас что? Крышка бардачка откинулась с легким щелчком, внутри обнаружилась плотно набитая облезлая черная барсетка. Максим вытряхнул ее содержимое на соседнее кресло, принялся вдумчиво изучать находку. Вернее — компромат. По рассеянности или по привычке чувствовать себя в полной безопасности чиновник с говорящей фамилией Упырев оставил в машине много интересного. Максим копался в блокнотах, исписанных от руки мелким острым почерком, прочел каждую записку, старательно разбирая чьи-то торопливые каракули, каждый обрывок с цифрами, номерами телефонов и значками, похожими на шифр. И так увлекся, что не заметил, как стемнело, и снова началась метель. В салоне машины стало холодно, пришлось заводить двигатель и включать печку. Максим сложил все бумаги в стопку, отдельно положил открытый блокнот. Везде, на каждой странице одно и то же — одна или две заглавные буквы и ряд цифр рядом, в четыре-пять знаков подряд. И по четыре цифры наверху каждой страницы. Ну, с этим-то все просто, это, наверняка, число и месяц, а вот остальное… Это, например, совсем свежая запись, от пятого февраля: ТР-65000. что за ТР, интересно… Или вот, следующая — М50000. Дальше не легче — ЗЛ84000. Что за кодировка, и где к ней ключ? Хоть возвращайся назад к администрации и бери за горло этого дядю. Бери за горло, бери за горло… Или за кошелек. «Вот этот ему в фонд города еженедельно отстегивает, и этот, и вон с того салона ему денежка капает» — ну конечно, мог бы и сам сообразить.
Максим схватил с заднего сиденья местную рекламную газетенку, вцепился в нее, открыл разворот. Так, вот они — бывший рынок, ныне Торговые ряды, торговый центр «Маяк» на вокзале (хотя, может быть, это и «Манифест», черт их разберет). А ЗЛ — сеть ювелирных магазинов «Золотой Лев», вот они, все восемь штук перечислены в аляповатом рекламном модуле. Ну, а цифры рядом — размер еженедельной дани, конечно. Отлично, просто отлично. Максим смял газету, опустил стекло и вышвырнул шуршащий комок наружу. Ветер немедленно подхватил его и уволок по сугробам в елки. Максим алчно потер руки, перечитал список данников Стрелкова еще раз. Некисло устроился господин полковник, со всего города ему денежка капает. Даже про сортиры платные не забыл, никого своим невниманием не обидел. А хозяин машинки, похоже, особа приближенная к мэру, отвечает за сбор ясака. И за доставку его лично в руки градоначальника. Собирает не сам, понятное дело, там специально обученные люди работают.
Максим глянул на часы — почти восемь вечера, пора. Не включая подсветки, выехал из парка, выбрался на пустую разбитую дорогу, покатил вдоль забора. И пока пробирался на шоссе огородами, думал, что господин Упырев лишился пока только недешевой машины. А уже через несколько дней, в крайнем случае через неделю он потеряет и кабинет с креслом в городской администрации, и, возможно, немалую часть здоровья. За утерю документов, на которых можно смело рисовать гриф «ОВ» или даже «ДСП», Стрелков с подельника спросит строго. За такие вещи морду не просто бьют, ее потом пластические хирурги по лоскуточку обратно собирают. А дальше уже стоматологи подключаются. Лучше бы этот кровосос интимные фото своего главаря в сеть выложил — дешевле бы отделался.
Работа на трассе уже кипела: морозоустойчивые девки лениво прогуливались по обочинам, курили, отворачивались от резкого света фар. Максим проехал от поворота до АЗС, развернулся, осмотревшись предварительно, через две сплошные, покатил назад. Надо было поторапливаться, машина чиновника уже в розыске, не хватало еще с дэпээсниками сцепиться. Первым делом самолеты, ну а девушки… Так, девушка, ты-то мне и нужна. Эта индивидуалка в униформе — облегающие джинсы, высокие сапоги и короткий полушубок — бродила вдоль дороги в гордом одиночестве. Брела, отворачиваясь от ветра, длинные волосы шевелились над поднятым меховым воротником как змеи. Максим вывернул руль вправо, остановился на обочине, просигналил коротко. Девица обернулась, отбросила сигарету и потопала назад. Подошла, наклонилась к окну и растянула в улыбке густо намазанные темной помадой губы. М-да, видок у «девушки» тот еще, но деваться некуда.
Максим опустил стекло, помолчал немного, оценивая «товар», спросил сквозь зубы:
— Сколько?
— Тысяча за час, а дальше как договоримся, — отчеканила девица, и замолкла, выжидая.
— Садись, — Максим мотнул головой в сторону соседнего кресла. Девица шустро обогнула капот, открыла дверцу, плюхнулась рядом. Салон заполнился запахом дешевых сладко-приторных духов и сигарет, Максим чуть поморщился.
— Звать тебя как? — зачем-то спросил он.
— Катя подойдет? Давай вон туда отъедем, там сейчас закрыто, — девица махнула рукой в сторону и назад. «Там» — Максим уже проезжал мимо этого места — когда-то было придорожное кафе. А сейчас от него осталась только наглухо заколоченный деревянный домишко с вывеской «Трактиръ».
Отъехали, остановились. Девица скинула полушубок, бросила его на заднее сиденье, потянулась к застежке куртки Максима. Тот ударил ее по пальцам с длинными, покрытыми темным лаком ногтями, девица отдернула руки.
— Как хочешь, давай сам, — и попыталась стянуть с себя тонкий свитер с глубоким вырезом на груди.
— Погоди, — остановил ее Максим, — успеешь.