Л и н а
С а м ч у к. Ладно, доложу командиру отряда, что меня, неповторимого, надо беречь.
Л и н а. Ты же сказал, — их, заложников этих, отпустят!
С а м ч у к. Поцелуемся на прощание?
Послушай, Лина. Еще там, в дарницком лагере, я сказал себе: кой черт в твоей физике, во всех науках мира, если миллионам наших детей эти сверхчеловеки разрешат знать только грамматику и таблицу умножения?!
Л и н а. Я люблю тебя, Володя. Всегда любила.
С а м ч у к. И я люблю тебя. Всегда любил. Просто все некогда было сказать.
О л я. Он пошел туда?!
Л и н а. Там двадцать пять человек, среди них дети. Им осталось жить меньше двух часов, если…
К о с т я. Наверно, Самчук возглавлял бы теперь у нас кафедру. Или стал бы директором института в академии. А в истории мировой физики рядом с его именем появилась бы новая строка! Выбор — это, пожалуй, весь человек. Можно ли оставаться человеком, если не сделал для других того, что должен был?
Р и м м а. Даже если цена тут — собственная жизнь?
К о с т я. А на что она тогда — без готовности к этому? Ты знаешь?
Л и н а
О л я. Я открою.