Эксплуатируя людей, ФСБ действует заодно с олигархами; они эсхатологическая «саранча, за которой не видно белого света»305. Даже мертвые не свободны от эксплуатации, так как их метафорически перерабатывают в инфернальную черную жидкость – нефть. Позднее вервольф Саша превращается в пса Пиздеца, который «наступает всему» – неся с собой полное и безвозвратное уничтожение каждому существу на своем пути306.
А Хули, наоборот, движется к Судному дню и возможному спасению. Так как лисы-оборотни гипнотизируют людей хвостом ради личной выгоды и создания фиктивной материальной реальности, за это их ожидает кара. Поэтому на А Хули накатывает невыносимое чувство стыда и вины, и ей являются такие видения, что она не хочет больше жить. Однако для лисы-оборотня, готовой преодолеть эгоизм и отвергнуть порочный телесный мир, за судом и карой может последовать искупление. «Священная книга оборотня», рассказанная от лица А Хули, как и книга Откровения, предполагает снятие покровов, но парадоксальным и проблематичным образом она адресована оборотням. Согласно этому мифу, сверхоборотень искупит грехи оборотней-лис, дав им книгу, объясняющую, как войти в мистический «Радужный Поток»307. Так как мир, созданный взмахами лисьего хвоста, полон жадности и эгоизма, оборотень должен понять, что такое любовь, и направить это чувство на собственный хвост. И на последней странице романа А Хули действительно вырывается из порочного иллюзорного мира, который сама же создает, и уходит в Радужный Поток. Так ей удается «освободиться от ледяного мрака, в котором скрежещут зубами олигархи и прокуроры, либералы и консерваторы, пидарасы и натуралы, интернет-колумнисты, оборотни в погонах и портфельные инвесторы»308. Тогда «этот мир исчезнет», а она «наконец узнает, кто она на самом деле»309.
В
Важный элемент апокалиптического сюжета – свободный личный выбор между силами добра и зла311. В
Вопрос о свободе воли или ее отсутствии, равно как и о том, выбирает человек между добром и злом свободно или по принуждению, выдвигается в апокалиптическом повествовании Пелевина на первый план. Профессор теологии, с которым Рома Шторкин обсуждает правление вампиров, уверен, что человек в конечном счете сам решает, на чьей он стороне: каждая «комната» (человек) может пригласить в себя Бога, а может – вампиров. «Конечно, по природе любая комната хочет божественного. Но из-за гламура и дискурса большинство комнат решило, что весь секрет в дизайне интерьера»312. Тем не менее, поскольку вампиры разводят людей как скот/машин для производства баблоса, кажется, что человек изначально лишен свободы воли. Кроме того, как ясно из слов профессора, гламур и дискурс в значительной мере способствуют потере ориентиров.
Вне зависимости от того, выбрало ли падшее человечество зло по своей воле или ему этот выбор навязали, в
У Бога их [дворцов] много. Когда все комнаты одного из них заселяют мыши, Бог его уничтожает. Точнее, перестает создавать, но это одно и то же. Говорят, это выглядит как свет невероятной силы, который сжигает весь мир. ‹…› У нашего дворца сейчас не лучшие дни. Мыши живут почти во всех комнатах313.
Хотя Рома разговаривает с наигранной беспечностью, его гнетет дурное предчувствие. Оно находит отражение в его стихотворении «Стас Архонтофф», где он предрекает смерть «Начальнегу Мира» – подобному сатане «князю мира», чья временная власть и окончательное поражение изображены в книге Откровения314.
Как и «Священная книга оборотня»,
«Generation „П“», «Священная книга оборотня» и
Даже анонимная (вампирская) диктатура установлена лишь на время – до финального разоблачения. ‹…› Ослепляющий свет обещанного (но еще не свершившегося) возмездия напоминает о «божественном гневе» – своего рода частичном апокалипсисе, какой в «Мастере и Маргарите» настигает Москву/Ершалаим315.
Если в романах 1990-х и 2000-х годов Пелевин изображает мир, зависший на краю пропасти, и надвигающуюся, но еще не свершившуюся кару, то в произведениях, написанных всего десятью годами позже, таких как «Ананасная вода для прекрасной дамы» и
Как и в других текстах Пелевина, медиа в «Ананасной воде» размывают экзистенциальные и этические различия между войной и миром, добром и злом и так далее. На обложке книги значится: «„Война и мир“ в эпоху, когда нет ни войны, ни мира». Сборник иллюстрирует всепоглощающий медийный обман современного мира, когда публика уже не знает наверняка, какие акты насилия в реальности происходят и происходят ли они вообще. Но смысл фразы, предпосланной сборнику, не ограничивается вездесущим социальным и технологическим медийным обманом. Она, что еще важнее, указывает на моральную путаницу и искажение этических координат (агрессия = ненападение, добро = зло, Бог = сатана). Человечество лишилось опоры в виде традиционных норм и ценностей и теперь тонет в насилии. В художественном мире «Ананасной воды» спецслужбы с помощью продвинутых технологий извращают идею веры316. Поэтому на обложке книги, изображающей фрагмент фрески Микеланджело «Сотворение Адама», которая украшает потолок Сикстинской капеллы, Бог одет в форму КГБ.
Повесть «Операция „Burning Bush“», где Семен Левитан выступает в роли Бога для президента Буша, – мрачная пародия на второе пришествие, предсказанное в Библии317. Очевидно, что Пелевин обыгрывает одинаковое звучание фамилии американского президента и второго компонента словосочетания
Мир «Операции „Burning Bush“» полон обмана – традиционного занятия дьявола. Подражание Левитана голосу Юрия Левитана, известному по сводкам с фронтов Второй мировой войны, – лишь одна из бесчисленных мистификаций, заставляющих мир трещать по швам. Попытка выдать себя за Бога – явное, пусть и курьезное, кощунство. Но ложь и перевоплощения этим не ограничиваются. За одним обманом следует другой. Левитан меняет роли и работодателей/тюремщиков – сначала «Бог», потом «дьявол», сначала ФСБ, потом МИ-5, ЦРУ, «Моссад» и так далее. Пока российские спецслужбы пытаются контролировать Буша, выясняется, что американцы, в свою очередь, беспрерывно охотятся на советских (и постсоветских) лидеров с 1930-х годов. В тайной комнате Кремля Сталин общается с «демоническими» силами, олицетворяемыми ФБР, а тогдашний глава НКВД Лаврентий Берия тем временем пытается извлечь выгоду из этих инфернальных контактов и засылает собственного «князя тьмы». Десятилетия спустя, обнаружив подлинную природу кремлевского «сатаны», русские обучают собственного Люцифера (Левитана), чтобы противостоять политической игре американцев.
В отличие от классических апокалиптических нарративов, построенных на четких этических оппозициях добра и зла, Христа и Антихриста, Вавилона и Нового Иерусалима, в «Ананасной воде» безраздельно правят ложь и смута320. В игре, которую страны ведут во время холодной войны, русские пытаются одурачить американцев, а американцы – русских. Официальные гаранты существующего порядка вещей (американский президент и советские генсеки) оказываются марионетками в руках спецслужб и прочих темных сил. Спецслужбы борются за мировое господство, но выясняется, что этих кукловодов, в свою очередь, контролируют другие, стоящие ступенью выше. То, что сначала кажется махинациями отдельных спецслужб, оборачивается лишь звеном в огромной цепи интриг321.
Апокалипсис (откровение) постоянно переносится, а вместо него возникают сложные хитросплетения накладывающихся друг на друга обманов. Во множащихся петлях лжи со временем уже не разобрать, где она начинается, а где кончается. Но дело не только в этом: в отличие от привычных апокалиптических нарративов, в «Ананасной воде» идет битва не между добром и злом, а между конкурирующими формами зла. Какая бы темная сила ни возобладала в тот или иной момент, ей суждена лишь мимолетная и незначительная победа.
В кульминационном эпизоде «Операции „Burning Bush“», когда Левитана переобучают на Люцифера, возникают явно библейские выражения, взятые непосредственно из книги Откровения:
[Мое сердце] не могло биться рядом с Сердцем Сердец. Оно не готово было гореть – о нет, оно просто хотело как можно больше райской халвы на халяву. Оно желало, чтобы его любили и ласкали в его мерзости и бесстыдстве… ‹…› И когда я это постиг, я собрал остатки своей свободной воли и послал высокому оку страшную хулу322.