Пародийно изображая рождение машинного интеллекта в первой части повести, Пелевин обращается к важнейшим вопросам: чем традиционно считалось человечество, каково его современное состояние и как оно соотносится с постчеловеческим. Религиозная и традиционная гуманистическая мысль привыкла разграничивать живой интеллект и искусственно запрограммированный компьютер. Но в эпоху постмодерна, когда ум понимают как совокупность материальных процессов, эта граница стирается255. Если человеческое сознание само по себе выполняет различные операции по принципу компьютера, ничто не мешает технике постепенно выработать искусственный интеллект. Еще одна популярная тенденция – считать, что человек отличается от машины не столько разумом или способностью выбирать, сколько способностью к эмоциям. Например, по мнению Фрэнсиса Фукуямы, маловероятно, что машины станут похожи на людей, но не столько потому, что они никогда не смогут воспроизвести человеческий интеллект – в этом отношении они, скорее всего, достигнут заметных результатов, – сколько потому, что нет оснований верить в их способность перенять человеческие эмоции256. Тексты Пелевина ставят под вопрос традиционно приписываемые человеку свойства, в частности разум и сознание, однако способность испытывать эмоции, «красную спираль энергии», которая «дрожит в людях», по-видимому, не так легко сбросить со счетов257. Неслучайно во Freedom Liberator чувствительность искусственного интеллекта обостряется при виде неполиткорректных издевательских надписей на английском, приправленных русской бранью. Как «человеческий опыт», усвоенный суперкомпьютером, ограничен телепередачами, так ограничен и примитивный опыт Homo zapiens в «Generation „П“». Сколь бы комичной ни выглядела подобная версия, стоит особо отметить еще один аспект: машина, развившая искусственный интеллект, создана для убийства258.

В романе S. N. U. F. F., как и в «Ананасной воде», Пелевин обращается к проблемам медийного обмана, механизации человечества и искусственного разума. В романе изображен мир будущего, мир после ядерной войны, разделенный на две сферы: Бизантиум (Биг Биз) и Уркаину, или Уркаинский Уркаганат (Оркланд). Первая – процветающее, поощряющее предпринимательство, технически продвинутое западное общество. Вторая – разрушенная, экономически отсталая часть территорий бывших России и Украины. Земля находится в состоянии экологической катастрофы, поэтому процветающее население Бизантиума переместилось на искусственный спутник – «офшар» (очередной неологизм-каламбур), висящий над столицей Уркаины, Славой.

И Бизантиум, и Оркланд изображены в характерной для Пелевина язвительной манере, первый – как эксплуататорское, развращенное и лицемерное государство, увязшее в болоте политкорректности, второй – как отсталая и бессильная страна с потугами на воинственность259. Разделение мира на две расы, высшую и низшую – перекликающееся с романом Герберта Джорджа Уэллса «Машина времени» (The Time Machine, 1895), где действуют два вида существ, элои и морлоки, – намекает на исход холодной войны и рисует дальнейшую деградацию бывших России и Украины. Режим Оркланда носит иронично-тавтологическое название – «авторитарная деспотия». В Бизантиуме установлена «либеративная демократура» – еще одна ироничная отсылка к подавлению свободы, характерному как для Оркланда, так и для Биг Биза.

Если рядовых орков Пелевин изображает с некоторым сочувствием, население Бизантиума безнадежно порочно260. Сверхпотребительская «либеративная демократура» Бизантиума оснащена всеми достижениями техники прошлого, но уже не способна развивать ни науку, ни культуру. Ее население живет в «Эру Насыщения», «когда практически не меняются технологии и языки, человеческие и машинные, ибо исчерпан экономический и культурный смысл прогресса»261. Бизантиум считает живущих под ним урков (орков) недочеловеками. Он использует Оркланд как колонию и источник энергии (в Оркланде обширные запасы газа), скупает у него детей, устанавливает там марионеточное правительство (поддерживая пседоуголовную клику) и ради развлечения непрерывно ведет войну.

Одним из лейтмотивов романа снова становится проблема фиктивной реальности, созданной с помощью высоких технологий. Орки живут в нищете, но процветание Бизантиума – иллюзия. Подобно миражам, описанным в «Generation „П“» и Empire V, – например, возможности за крупную сумму купить грубо намалеванный вид из окна или видеокассетам с венецианскими пейзажами, демонстрируемыми на плазменной панели, – красивые дома, стоящие на открытых просторах офшара, на самом деле являются компьютерной проекцией. Лондон, излюбленное пристанище постсоветских нуворишей, – просто вид из окна: «Никакого другого Лондона уже много веков как нет. Если богатые орки живут здесь… [о]ни видят за окном ту же самую 3D-проекцию»262. В действительности даже элита на спутнике ютится в тесных комнатушках. Биг Биз назван «пустыней реального» – одна из многочисленных аллюзий Пелевина к Вачовски и Бодрийяру263.

Особенной остроты критика общества в романе достигает в изображении технически продвинутой непрерывной войны Бизантиума с Оркландом, в ходе которой сцены убийства и насилия записываются на камеру для игрового кино. Сотрудники СМИ с офшара провоцируют, ведут и снимают войну, чтобы развлечь пресыщенную публику. Демьян-Ландульф Дамилола Карпов, от лица которого ведется повествование, работает в медиакорпорации CINEWS и управляет дроном, оснащенным смертоносным оружием и видеокамерой. Работу пилота Дамилола выполняет, удобно устроившись на диване в своей гостиной. Его самолет стреляет по оркам и заодно снимает ролики для фильма. Название романа – сокращение от Special Newsreel Universal Feature Film, развлекательных фильмов, где запечатлены сцены реальных убийств или секса264. Снафф-видео соединяют в себе реальность и фантазию, искусство и информацию, а также «две главные энергии человеческого бытия – любовь и смерть, представленные как они есть на самом деле»265.

Медиа размывают границу между реальностью и симуляцией и, что еще важнее, ради развлечения организуют массовые убийства. Афоризм Бодрийяра: «Медиа привлекают внимание к войне, война привлекает внимание к медиа, а реклама конкурирует с войной»266 – доведен до патологического предела. В S. N. U. F. F. сотрудники медиа не только транслируют боевые действия в реальном времени и показывают облагороженную картину войны, не имеющую ничего общего с реальностью, но и сами затевают войны и убивают орков, чтобы получить прибыль от смерти как суперзрелища267. Медиа извлекают выгоду и из порнографии: битвы служат отличным фоном для сладострастия. Причина и следствие в данном случае меняются местами. Если в прошлом шли войны, о которых потом снимали фильмы, то теперь войны ведут специально, чтобы снимать снаффы. Орки умирают на закрытой арене в центре своей столицы, Славы, где неизменно происходят битвы. Они думают, что сражаются с живыми людьми, но на самом деле воюют с боевыми машинами и медийными симулякрами, пока престарелые кинозвезды Бизантиума, поддерживающие себя с помощью пластической хирургии, совокупляются посреди кровопролития. Пелевин доводит до (а)логического конца и другое утверждение Бодрийяра – что современное общество приписывает производству информации квазирелигиозное значение268. В мире Биг Биза культ медиа получил статус официальной религии, именуемой «мувизмом», где «снаф – это прежде всего религиозное таинство»269.

Параллельно с темой фиктивной реальности Пелевин продолжает развивать проблематику искусственного интеллекта. У Дамилолы есть сексуальная партнерша, напоминающий Лолиту антропоморфный биоробот по имени Кая, в настройках которой владелец выставляет на максимум «духовность» и «сучество». Первый параметр она успешно имитирует благодаря загруженным в нее разнообразным культурным цитатам. Кая – поверхностный пастиш, способный производить впечатление подлинной самостоятельной личности, которой (на протяжении большей части повествования) на самом деле не существует. Как и А Хули из «Священной книги оборотня», Кая – типичный постмодернистский персонаж, идентичность которого Дамилола может менять (включать и выключать) по собственному усмотрению.

Как демонстрирует Кит Ливерс, S. N. U. F. F. поднимает вопрос, что значит быть человеком в свете последних радикальных технических и эпистемологических сдвигов:

К тому же вопрос, что означает быть человеком, связан и с другим – кого считать человеком, то есть с проблемой власти и контроля.

Хотя биоробота Каю контролирует Дамилола, она иллюстрирует отсутствие свободы, с которым сталкиваются человеческие персонажи в мире Пелевина. Подобно Homo zapiens, Шлемилю и производителям баблоса, Каю контролируют извне, Дамилола – «управляющий пользователь» в буквальном смысле этого словосочетания. Хотя настройки самой Каи задает оператор, она утверждает, что и люди не наделены свободой воли. Они рабы своего биологического или химического устройства, иными словами – биомашины, чьи действия обусловлены материальными составляющими организма. По словам Каи, Дамилола – незамысловатый механизм вроде нее самой, бессмысленно суетящийся и дергающийся. Она объясняет:

В такой трактовке человек предстает как биомашина, управляемая материальными компонентами, не оставляющими ему выбора, поскольку выбор – категория разума; его поведение обусловлено инстинктом272. Доводы Каи отчасти отсылают к характерным для постмодерна сомнениям в независимости человека как действующего субъекта, отчасти к буддистским представлениям (более обнадеживающим), согласно которым человек, если он хочет прорваться сквозь материальную реальность, должен преодолеть свою биологическую природу (то есть желания). Проявлять свободу воли – значит использовать свои рациональные (и моральные) способности и подавлять биологические (механистические) побуждения. По крайней мере, по мнению Каи (которой движет «сучество»), это невозможно.

В произведениях Пелевина людьми манипулируют высокие технологии, и сами люди – технические агрегаты, только весьма далекие от совершенства. Марк Липовецкий пишет о романе «Generation „П“»:

Даже копирайтер Татарский из «Generation „П“» не свободен от механизации: он «никто, человеческий word processor»274. Этот тезис последовательно раскрывается в творчестве Пелевина.

Проиграв в схватке с умной Каей, покинутый Дамилола в какой-то момент упоминает, что «на всех дорогих сурах [суррогатных женах] класса Каи стоит лэйбл „333,33 % Turing test passed“ [англ. „Пройден тест Тьюринга“]»275. Кая действительно отвечает определению мыслящего искусственного интеллекта, данному Аланом Тьюрингом, то есть способна имитировать человека, отвечая на вопросы так, чтобы сбить с толку наблюдателя276. К концу романа она явно научилась и менять собственные настройки, осуществив мечту Тьюринга о машине, способной модифицировать свои программы на основе уже переработанной информации.

S. N. U. F. F. изобилует комичными и проницательными отсылками к легендарной личности Тьюринга: его гомосексуальной идентичности, секретной деятельности по криптоанализу «Энигмы», изобретению теста Тьюринга и многочисленным аргументам против него, равно как и к недавним спорам о человеческом разуме и искусственном интеллекте, интересу к которым способствовали такие ученые, как Джон Сёрл, Дэвид Чалмерс и Дэниел Деннет. Деннет рассматривает сознание как физическую деятельность мозга, тогда как Чалмерс полагает, что внутренние процессы не сводимы к такого рода деятельности.

Алан Тьюринг, математик и философ, задавался вопросом, могут ли запрограммированные машины эволюционировать до уровня искусственного интеллекта и обрести сознание, волю и чувства. Он пришел к заключению, что искусственный интеллект действительно способен развить черты, традиционно считавшиеся исключительной привилегией человечества. Тьюринг высказал предположение, что машина, чтобы подражать работе человеческого мозга, должна вести себя так, будто наделена свободой воли. Один из способов этого достичь – сделать так, чтобы ее поведение зависело от чего-то наподобие рулетки или запаса радия. Разработать машины, чье поведение покажется достаточно произвольным тому, кто не знаком с принципами их устройства, нетрудно277. В поисках ответа на вопрос: «Могут ли машины мыслить?» – Тьюринг придумал имитационную игру, известную сегодня как тест Тьюринга. Человека и машину помещают в комнату и в письменной форме задают им вопросы. Если другой человек, находящийся за пределами комнаты, не в состоянии различить, какие ответы дала машина, а какие – человек, машину считают способной мыслить.