Ей еще не доводилось думать о себе в таком ключе, и, погрузившись в непривычные и новые для себя размышления, она, как загипнотизированная, убралась на кухне, затем прихватила куртку и вышла во двор. Усевшись на ступеньках прямо у входа, Конь впервые за несколько месяцев стрельнула у проходившего мимо светляка сигарету и закурила. Светляки подмешивали в табак местную растительность, но в этот раз ей попалась сигарета с совершенно обычной начинкой, что не могло не радовать. Конь затянулась и прикрыла глаза. Со старой привычкой вернулся и прежний ход мыслей, словно дымное топливо запустило заснувший на время механизм. Курить ее научил Грач, тогда еще Илья (как же давно это было!), и Конь увлеклась не столько из любви к процессу, сколько назло родителям, для которых курящая дочь-спортсменка была просто невообразимым явлением. В Зоне с куревом стало посложнее, и сигареты отошли на второй план, к тому же Фанк не курил – во всяком случае, девушка ни разу не видела его за этим занятием, потому и сама бросила. Сейчас же ей нужно было причесать мысли, и тлеющий огонек пришелся как никогда кстати.

Конь вернулась в квартиру, когда стемнело. Новенькая еще спала, а Мары по-прежнему не было. Та частенько не ночевала дома, и Конь догадывалась, у кого она оставалась, поэтому последовала примеру Ульяны и тоже завалилась спать. Однако отдых ее длился недолго. Едва пришел первый сон, как его тут же прогнали грохот падающей мебели и панические крики. Сталкерша вскочила и зажгла свет. В коридоре, у входа на кухню, на полу сидела новенькая и озиралась по сторонам с выражением ужаса на лице, рядом лежал опрокинутый табурет.

– Эй, ты чего? – Конь помогла ей подняться, на ходу соображая, что произошло.

– Не приснилось… – Девушка закрыла лицо ладонями и жалобно завыла.

Ну вот опять. Что ж ты за плакса-то такая? Большая девка, а чуть что – в слезы. Сразу видно, городская неженка, точно из дома сбежала, чтобы характер показать.

– Успокойся, завтра с главным поговоришь – он тебя домой отправит. Мама с папой, наверное, уже все больницы обзвонили…

Впрочем, утешительные слова произвели обратный эффект: новенькая заплакала еще сильнее, и это постепенно начинало выводить сталкершу из себя.

– Значит, так, царевна Несмеяна, либо ты прекращаешь этот спектакль, либо я ухожу, и будешь куковать тут одна – тогда плачь сколько влезет, но сопли твои я вытирать не собираюсь! Я ни черта не понимаю, что с тобой происходит!

Конь уже настроилась на новую порцию рыданий, однако девушка вдруг замотала головой и принялась вытирать опухшее от слез лицо. Сталкерша со вздохом отправила ее умываться, а сама погасила свет и вернулась в кровать. Она и без того устала – прошлую ночь не спала, весь день на ногах, а теперь и здесь не дают отдохнуть. Как же она будет радоваться, когда избавится от этой девчонки. Та тем временем вернулась в комнату и застыла напротив окна, шмыгая носом.

– Меня не будут искать мама с папой, – охрипшим голосом произнесла девушка. – Милиция, может быть…

– Иди сюда, садись. – Конь поднялась, подождала, пока Ульяна устроится рядом. – Рассказывай, что с тобой случилось, по порядку и без слез, хорошо?

Новенькая помолчала немного, а затем тихо, почти шепотом, начала говорить. Иногда ее голос дрожал, в такие минуты она замолкала, делала глубокий вдох и говорила снова. Чем больше рассказывала девушка, тем мрачнее становилась сталкерша рядом, но в комнате было темно, и никто не видел ее лица.

– Меня не будут искать, потому что мама с папой умерли. Они поссорились, очень сильно. Они часто ругались, а папа любил выпить, но в этот раз он как будто с ума сошел, взбесился. Он набросился на маму и ударил ее. Несколько раз. Я домой пришла и видела: это был не мой отец, зверь какой-то, дикий. Я испугалась, побежала в комнату, там у него ружье было спрятано. Думала, он увидит оружие и, ну, протрезвеет, и я смогу его прогнать, а потом вызову скорую маме… А он, наоборот, еще больше разозлился, начал кричать, кинулся на меня. Я и нажала. Я его убила. Моего папу. – Ульяна ненадолго замолчала. – Он на самом деле хороший всегда был. Мы раньше жили в деревне рядом с лесом. Я тогда была маленькая. Он работал в лесу и брал меня с собой, показывал растения, животных. Это было так здорово! Я думала, у меня самый лучший папа: все знает, все умеет, от всего защитит. А потом на работе что-то поменялось, и его уволили. Он тогда очень расстроился, все время был мрачный и злой. Мама нашла работу в другом городе, и мы переехали. Он тоже какое-то время работал, но в нем как будто что-то изменилось, не знаю, как объяснить, что-то важное, такое чувство, что его стали раздражать любые наши успехи, мои или мамины. Я только поступила, подработку нашла даже, хотела собаку завести…

Девушка снова замолчала. Она могла не продолжать дальше, Конь и так поняла всю суть ее ситуации. Отец не смог смириться с переменами, что пришли в его жизнь, и адаптироваться к ним, и пошел простейшим путем – начал топить проблемы в алкоголе. Только вот, сколько ты их ни топи, они всегда будут всплывать, вытаскивая с собой новые.

– А в Зону-то зачем пошла? Почему просто не уехала из города?

– Я уехала туда, где мы раньше жили. Нашла свою улицу, наш дом… Там уже давно другие люди живут. Ну, я побродила немного вокруг, поняла, что натворила и что, если вернусь, меня в тюрьму посадят. Тогда я пошла в лес.

– Зачем?

– Когда я была маленькая, папа говорил мне, что глубоко в лесу живут страшные звери, и если уйти слишком далеко, то заблудишься и тебя съедят. Я решила, пусть лучше съедят.

– Ну и дурында, – вздохнула Конь. – Может быть, когда-то твой отец и был хорошим, но потом он выбрал бутылку вместо вас с мамой. Это всего лишь последствия его выбора. Ты не виновата в том, что пришлось защищаться.

– Я понимаю, – чуть слышно отозвалась та. – Только домой мне теперь все равно нельзя.