— Нет и все.
— Куда же он делся? — не отставала Лиля.
— Делся, — отрезала Инга. — Иди сюда. Хватит разговоров. А что это тут у нас топорщится? А где тут у нас норка?
Нечего и говорить, что после этого все вопросы вылетели из Лилиной головы. Но лишь до утра. А утром эти и другие вопросы снова начинали терзать ее. Почему медбратья клиники так похожи на бандитов или полицаев? Почему некоторые пациенты выглядят абсолютно вменяемыми и очень напуганными? С какой целью, в какую больничную палату ни зайди, всюду непременно увидишь работающий телевизор?
Случалось, Лиле приходилось задерживаться возле пациентов или же наведываться к ним по нескольку раз на дню, и она обнаружила, что примерно раз в час телепередачи прерываются для показа странного ролика. Чем-то это было похоже на рекламное видео какого-нибудь туристического агентства с видами природы. Еще такие видео любили снимать доморощенные клипмейкеры, обожающие всякие «красивости» типа закатов, восходов и церковных куполов на фоне плывущих облаков. Лиле эти вставки казались банальными и даже пошлыми, но по неизвестной причине она не могла отвести глаз от экрана, когда они начинались. Они оказывали на нее завораживающий и вместе с тем угнетающий эффект. Придя к такому выводу, Лиля старалась вообще не смотреть в сторону включенных телевизоров.
Свои вопросы и сомнения приходилось держать при себе. Расспрашивать работников клиники было опасно. Любопытство здесь, мягко говоря, не поощрялось.
Поворочавшись немного, Лиля нашла удобную позу и уснула. Отвратительный цыган больше не явился, а приснилось что-то сумбурное и маловразумительное. В семь часов всех поднял будильник. Девушки занялись утренним туалетом, уборкой постелей и гимнастикой. Когда Лиля вышла из ванной, Алла по обыкновению подкатила к ней с полушутливыми предложениями руки, языка и сердца, но была поставлена на место. Лиля успела освоиться в маленьком коллективе и научилась прикрываться мнимым покровительством Инги. Это позволяло сохранять относительную независимость.
Сегодня была ее очередь убирать двор. В напарники ей дали Марата, который ровнял кусты и махал метлой, пока она окатывала плиты из шланга.
— Ну и как тебе? — спросил он между делом. — Пообвыкла?
— Вроде да, — осторожно ответила Лиля.
— Здесь хорошо, — сказал Марат. — Я раньше по свободе скучал, а теперь нет. Что в ней хорошего? Что я видал на той свободе? Кто меня там ждет?
Она усмехнулась:
— Ты рассуждаешь как заключенный.
— А как мне еще рассуждать?
— Сменим тему, — предложила Лиля, приученная держаться настороже.
— Погода хорошая, — осклабился Марат. — Жаль, что лето кончается. Осенью и зимой тут от тоски повеситься можно.
— Лично я не собираюсь. У меня другие планы.
Лиля хотела добавить еще что-нибудь жизнеутверждающее, но поспешила опустить шланг, чтобы не обрызгать водой процессию, вышедшую из главного корпуса. Впереди шествовала под руку странная пара: довольно молодой человек с круглой кошачьей физиономией и долговязая худая женщина средних (более чем) лет с тонкими ногами, которые можно было бы сравнить с ходулями, если бы не выпирающие подагрические колени. Чуть отставая от них, шел доктор Морт собственной персоной — в сером, как туман, свитере с высоким горлом, гладко расчесанными волосами и словно бы нарисованными тушью бакенбардами, доходящими ровно до мочек ушей. Его большие плотоядные губы были растянуты в улыбке, но глаза под подвижными бровями смотрели строго и внимательно, не отражая ничего похожего на смешливые искорки. Замыкал процессию санитар, которого Лиля видела реже прочих. Внешне он ей нравился, но его манера смотреть, говорить и держаться ее отталкивали. У него постоянно был отсутствующий вид, словно окружающие его абсолютно не интересовали, и он общался с ними лишь в силу необходимости. Звали его то ли Андреем, то ли Антоном, то ли Артемом, Лиля не запомнила. Она платила ему ответным безразличием.
В тот момент, когда компания миновала Лилю и направлялась к воротам, долговязая женщина неожиданно схватилась за руку Морта и заголосила:
— Я не поеду, не поеду! Не отдавайте меня ему, прошу вас! Я хочу остаться у вас, доктор.