Что касается реформирования экономики, то к началу перестройки назрела необходимость отказаться от догматического понимания характера производственных отношений при социализме. Здесь я стою на принципах теории конвергенции американского философа и экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта. Гэлбрейт был коммунистом, в годы рузвельтовского «нового курса» работал в президентской администрации (не случайно американского президента упрекали в симпатии к красным). Гэлбрейт понимал конвергенцию не как слияние капитализма и социализма, а как соединение того лучшего, что имелось в этих двух социально-экономических системах.
На Западе ведь очень многое переняли из того, что было у СССР. Перенимали нередко вынужденно, потому что боялись волнений среди рабочего класса. Так, во Франции только в 1936 году стали оплачивать отпуска. В США и других капиталистических странах вводили элементы планирования, потому что они давали значительный экономический эффект, особенно в условиях мирового кризиса. Недавно у нас издана книга Льюиса Е. Каплана «Сталин – человек, который спас капитализм». На чем основано это заключение? Развивая свою экономику, СССР решал массу социальных вопросов. Западные руководители были вынуждены брать пример со Сталина, и под влиянием Советского Союза капитализм стал приобретать человеческое лицо. Посмотрите, какой звериный оскал у западных капиталистических государств сегодня, когда Советского Союза не стало.
Что касается положительных черт капитализма – это конкуренция, это возможность быстрого маневрирования средствами и ресурсами. Мы их не использовали. У нас Москва решала, условно говоря, сколько домашних тапочек пошить в Белоруссии, а сколько в Туве. Кстати, при Сталине так не было. Была потребительская кооперация, которая не только торговала, но имела и достаточно большие производственные мощности, ориентированные на удовлетворение спроса населения сел и малых городов в товарах первой необходимости. А потом все это стало местной промышленностью, которую подчинили единому плану. И получалось: забыли включить в план светильники – страна сидела без абажуров. А потом все по приказу Госплана сразу стали выпускать абажуры. Это один из примеров, показывающий, как нужна была экономическая реформа: управлять огромной страной с расстояниями в несколько тысяч километров из одного центра нельзя.
С точки зрения теории конвергенции, надо признать, что при Сталине система хозяйствования была более гибкой.
Она не чуждалась конкуренции. Существовал, к примеру, не один авиапром, а работали по крайней мере три конструкторских бюро, занимавшихся истребителями (КБ Лавочкина, КБ Микояна – Гуревича, КБ Яковлева), четыре КБ тяжелых бомбардировщиков (Петлякова, Ильюшина, Туполева, Мясищева). Государство тратило деньги, создавало организации с параллельными функциями, чтобы получать продукцию – в данном случае военные самолеты – наивысшего качества.
–
– Кстати, номенклатура не дала вовремя уйти Брежневу. Он дважды подавал заявление с просьбой отпустить его на покой. Если бы Леонид Ильич ушел в середине 70-х годов, он остался бы в народной памяти как руководитель, при котором не было войны, люди жили спокойно, развивалась экономика, наука и культура. Но тем, кто сидел на высоких должностях, его уход был невыгоден. Они знали: сменится генсек – смена руководства пойдет дальше. И Брежнева держали до его последнего вздоха. Причем среди руководства тогда профессионалы были уже только в отдельных отраслях народного хозяйства, поэтому правящая элита не была достаточно подготовленной, чтобы достойно отвечать на вызовы времени. А если возвращаться к Сталину, тогда во главе министерств стояли профессионалы высокого класса. Причем нередко происходила ротация кадров: проработал 5–6 лет министром – иди директором крупного завода. Восстановил навыки управления конкретным производством, причем технически более прогрессивным, чем то, на каком ты работал раньше, – возвращайся в министры.
Что касается соотношения производства средств производства (базовые отрасли промышленности, составлявшие группу А) и производства средств потребления (группа Б), то мы в прошлый раз говорили о том, что у нас был явный перекос в сторону группы А, соответствовавший уровню милитаризованной экономики. В процессе реформы долю производства средств производства, разумеется, следовало уменьшить. Но при этом базовые отрасли должны обязательно оставаться в руках государства. Что касается группы Б, то, безусловно, должна развиваться самостоятельно сфера обслуживания и частично – производство товаров народного потребления, если, конечно, речь не идет о выпуске технологически сложной бытовой техники, такой как производство холодильников, стиральных машин – с их производством сможет справиться не каждый регион.
Повторюсь: страна нуждалась в реформах, и, если бы их проводили с целью сохранить, а не разрушить страну, жизнеспособность Советского Союза была бы обеспечена еще на долгие годы.
– А он и не мог ничего сказать. Все его действия были направлены против социалистической системы хозяйства, социалистического строя. А то, что он отдает им дань, – это естественно. Станешь все отрицать – никто тебе не поверит. Создание атомной энергетики – факт, освоение космоса – факт. Выход на первое место в мире по производству стали, алюминия, титана, по выпуску тракторов и комбайнов – факт. Жили не особенно богато, роскоши не было, а если она у кого-то появлялась, это сразу вызывало подозрение, но жили спокойно, не сомневаясь в завтрашнем дне. Помню, теща мне все время говорила: «Юра, что ты беспокоишься – советская власть пропасть не даст». В перестройку появился такой печальный анекдот: «При Брежневе мы проспали коммунизм». Полторанин же красит социалистический строй той же черной краской, что и ельцинский режим, что и режим Путина.
– Полагаю, что возможен. Следует иметь в виду: в Советском Союзе не был построен идеальный социализм. У теоретиков марксизма нет четкого представления о том, каким должен быть новый общественный строй. Ленин в своих последних работах только начинал подступать к этому вопросу. Принципиально важно, что нет единой формы социализма для всего мирового сообщества. Она не может не зависеть от национальных, культурных, экономических условий, в которых находятся народы, провозгласившие социалистический курс, их менталитета, их духовно-исторического опыта. Для русских, украинцев, белорусов – а это единая нация – он один, для западной христианской традиции – другой, для мусульман – третий, для латиноамериканских народов – четвертый… Каждый народ ищет свой путь к социальной справедливости, не чуждаясь при этом достижений других стран на этом пути, прежде всего таких, где люди живут хорошо или даже очень хорошо.
Возьмем, например, Швецию, Финляндию и Австрию. Чем, прежде всего, оценивается внутренняя политика государства – заботой о детях и стариках. В каждой из этих стран – бесплатное образование, бесплатное здравоохранение, великолепное пенсионное обеспечение. Социальная справедливость в них достигается четким механизмом перераспределения богатства, основу этого механизма составляет прогрессивное налогообложение. В Швеции оно достигает 70 процентов. В каждой из трех стран базовые отрасли экономики национализированы – то есть от 30 до 40 процентов производственных мощностей принадлежат государству. В этих странах не было революции, тем не менее их социальные достижения возникли не на пустом месте. В Швеции рабочая партия почти тридцать лет имела большинство в парламенте. В Австрии огромный вес имеет социал-демократическая партия. У финнов в Конституции положение о местных советах сохранилось с 1917 года, когда эта страна еще входила в состав России. Почему бы нам не взять за образец эти страны, где есть элементы социального и, скажем так, социалистического государства? Есть также пример быстро развивающихся Китая и Вьетнама, которые, внедряя элементы рыночной экономики, остаются на путях строительства социализма. Но мы, в сущности, идем по пути латиноамериканского олигархического капитализма. Законы, которые принимает Государственная дума, в основном защищают интересы крупных предпринимателей, финансовых кругов. В 2000 году у нас было семь или восемь миллиардеров. Сегодня – 101, причем в период кризиса их число удвоилось. Что касается остальных, то по европейским нормам у нас 14 процентов населения – нищие, еще 25 процентов – бедные. Обеспеченными считаются 10–15 процентов, богатыми – 3 процента. Для того, чтобы сократить чудовищный разрыв в жизненном уровне между бедными и богатыми, правительство, законодательная власть не делают ровным счетом ничего. Поэтому народ вымирает. Хотя в последнее время рождаемость несколько увеличилась, смертность все равно ее превышает. Даже если верить данным последней переписи, а веры ей очень мало, численность населения у нас сократилась на 2,5 миллиона человек. Но при всех случаях эта цифра не соответствует действительности, поскольку она не учитывает колоссальную миграцию. Большое число приезжих как бы затушевывает картину демографической катастрофы, которую переживает Россия.
И дело не только в падении рождаемости. Председатель Совета Федерации Сергей Миронов в 2006 году говорил, что из страны после распада Союза уехало 5 миллионов человек – больше, чем в годы Гражданской войны. Поток ищущих счастье за границей не уменьшается. Но изменился социальный тип иммигранта. В первом потоке уезжали люди весьма состоятельные, затем – научные работники, которые не находили применения своим силам в так называемой новой России. В результате страна лишилась 700 тысяч специалистов с высшим образованием. А сейчас из страны уже потянулся средний класс – люди энергичные, не лишенные предпринимательской жилки, накопившие деньжат, чтобы купить дом, скажем, в Болгарии или на Кипре. То есть от нас уезжают высококлассные специалисты и более или менее успешные предприниматели, а к нам приезжает неквалифицированная рабочая сила из бывших республик Советского Союза. А наши квалифицированные работники стареют.
Средний возраст станочника в российской оборонке – 60 лет. Оборудование, на котором он работает, морально и физически устарело. На нем крайне трудно производить конкурентоспособную продукцию. То есть нет ни кадров, ни современного оборудования. В результате вооружение страна стала покупать за границей. А Сталин, между прочим, не оружие там покупал, а станки, для того чтобы пушки, танки и самолеты делать в СССР.
Кстати, политика десталинизации, которую сегодня энергично проводят те, кто служит олигархическому капиталу, имеет целью закрыть вопрос о социализме, чтобы у народа не возникало желание вернуться к построению социально справедливого общества. Но уверен: эта политика обречена на провал.
– Вопрос я бы поставил иначе: что делать, чтобы сохранить Россию? Само ее существование сегодня под угрозой. Огромную территорию нашей страны при столь слабой плотности населения можно сохранить только при высоком интеллектуальном уровне ее граждан. Нужно прекратить политику дебилизации жителей России. Следует немедленно отстранить А. Фурсенко, осуществляющего эту политику, – в средней школе введением ЕГЭ, введением образовательного стандарта, включающего четыре предмета (в котором перестают быть обязательными русский язык, литература, математика, физика, химия и биология), в высшей школе сокращением числа вузов и введением двухуровневой системы образования – бакалавриата и магистратуры.