Когда я обнаружил это, я смог понять, как могу исправить ситуацию, и начал думать обо всех людях (в основном женщинах), которых на протяжении всей жизни заставлял замолчать своим громким, противным голосом. Стыд пробудил во мне сочувствие к тем неприятным ощущениям, которые собеседники испытывали из-за меня, благодаря ему я научился видеть, что делаю не так, и даже больше — осознавать, когда так поступают другие мужчины. Я и сейчас все еще иногда перебиваю, однако стал намного чувствительнее к подобным выходкам, вовремя ловлю себя на этом и сразу извиняюсь. Я также стараюсь, как выразился мой дорогой друг Тони Портер, «призывать к порядку» тех мужчин, которые ведут себя подобным образом. Я понял, что лучше делать это после происшествия, в личной беседе, когда я могу привести в пример собственные переживания. Мужчины ненавидят, когда их одергивают, особенно если это делают другие мужчины, но если подать это как приглашение к дружеской беседе, а не как угрозу, то уровень нашей готовности к обороне снижается с десяти до четырех. Правда, независимо от того, насколько сильно я стараюсь изменить отношение к такой «обратной связи», пытаясь воспринимать ее как повод стать лучше, я все равно косячу. Каждый день. Я повинен и в менспрединге и знаю это, потому что на прошлой неделе Эмили пришлось оттолкнуть меня от себя и напомнить, что на диване есть еще целый метр неиспользованного пространства (это результат наслоения тысяч подобных случаев, когда я забывал о том, что я довольно крупный парень с нулевым чувством пространства). И хотя иногда я нарочно придавливаю ее, желая быть ближе, большую часть времени это происходит потому, что я веду себя как взрослый пес, все еще видящий себя щеночком. Но если все это — привычка перебивать, менспрединг или просто оккупирование пространства — присутствует в семье, в моих отношениях с человеком, которого я люблю и уважаю, значит (и я в этом чертовски уверен), за пределами дома я поступаю так же. На самом деле, когда я стал публиковать в интернете свои рассуждения о необходимости бороться с мужскими привычками и системной маскулинностью в нашей культуре, моя жена бросила мне вызов: «Если ты собрался говорить об этом и хочешь стать образцом для подражания, значит, ты должен быть честен и рассказывать в том числе о том, что сам пока не соответствуешь такой модели».

В некотором смысле я пытаюсь сломать стереотип маскулинности — воспитываю свой эмоциональный интеллект, учусь осознавать свои чувства и говорить о них, — но во многом я до сих пор болезненно невосприимчив и самоуверен в определенных аспектах жизни. Например, мы с Эмили нередко обсуждаем все эти вещи или спорим, и, даже делясь с ней своими чувствами, я делаю это агрессивно, напористо, тем самым подавляя ее. Раньше — да и сейчас — я занимаю слишком много места в нашем общении и не предоставляю ей того пространства, которое она заслуживает. Я перебиваю и вроде бы слушаю ее, но на самом деле не прислушиваюсь, потому что, пока она говорит, я уже думаю о том, что скажу дальше. А после, уличенный в том, что не слушал, я повторяю слово в слово ее фразы, чтобы доказать: я слышал, и ее обвинения необоснованны. Я говорю все это не для того, чтобы поделиться «лайфхаком» для подобных ситуаций, а для того, чтобы показать: я тоже повинен в подобном поведении.

И хотя теперь я умею слушать значительно лучше, чем это было до женитьбы, я до сих пор не особенно хорош в этом. Я знаю: это долгий путь, и я — в процессе. Я учусь (на четвертом десятке) тому, что слышать — это не то же самое, что слушать. Возможно, я слушаю ее, но часто не позволяю ее словам проникать слишком глубоко в меня и приобретать реальный вес — если только я не уверен, что сам неправ. Когда вероятность того, что она неправа, составляет 50%, я перестаю слушать. Так что я понимаю: моя задача состоит не столько в том, чтобы слышать, сколько в том, чтобы слушать. Это позволяет перейти от пассивного поведения к активному. Слушать — значит быть способным принять слова собеседника, даже если они неприятны, даже если вы не согласны, а кроме того — осознать сказанное, удержать в себе и показать собеседнику (словесно и через язык тела), что он услышан. И если хотите, я расскажу о самом простом лайфхаке, позволяющем стать лучшим слушателем. Когда кто-то говорит, смотрите на него, старайтесь удерживать зрительный контакт и делайте все возможное, чтобы продемонстрировать: вы слушаете. Потом, когда собеседник ЗАКОНЧИТ, вдохните и берите слово. Да, и если вы вдруг окажетесь вовлечены в эмоциональный разговор о себе и своем поведении, пожалуйста, пожалуйста, удержитесь от самозащиты, а сначала дослушайте и подтвердите, что услышали. Зачастую все, что нужно любимому человеку, это заверение: «Я услышал тебя». И вы способны дать ему это. Это просто, ребята (в теории — и намного сложнее на практике). Удерживайте зрительный контакт, слушайте, сообщайте, что услышали, а потом говорите. Такая последовательность действий (если у вас получится соблюдать ее) изменит вашу жизнь и, что важно, жизни людей, которых вы любите. Истинное слушание — один из великих даров, которые мы можем преподнести тем, о ком заботимся, но слишком часто нам не удается сделать это в полной мере.

Часть силы маскулинности и того, чему общество научило многих мужчин, заключается в убежденности, будто любое несогласие — это атака на нашу мужскую сущность. Словно мы построили свою личность — внешне сильную, непроницаемую, властную, — но в глубине души знаем, что она, как карточный домик, разлетится от самого легкого дуновения ветерка. И потому защищаем себя еще до того, как на нас действительно нападут. Вместо того чтобы увидеть в несогласии просто еще одну точку зрения, нам проще облечься в броню, включить автопилот и защищать не только свою мысль, но и собственную мужественность. Как будто в надетых нами доспехах слова собеседника пробивают брешь. И для меня все это связано с уверенностью в себе, потому что моя неуверенность — отсутствие уверенности — это одна из причин, по которым я облачаюсь в защитный костюм. Мне нужен способ выглядеть крепким и жестким, потому что я знаю: внутри у меня чертовски мягкое сердце, а стереотипы мужественности вытесняют мягкость при любом удобном случае.

Если наши сердца слишком мягки, если мы излишне эмоциональны — мы слабы; мы не мужчины.

Если наши пенисы не тверды и не остаются твердыми достаточно долго — мы слабы; мы не мужчины.

Если наша уверенность в себе не агрессивна и не подавляет других — мы слабы; мы не мужчины.

И по мере того как я все глубже исследую свою кажущуюся уверенность в себе, по мере того как я снова и снова спрашиваю себя, почему — почему я перебиваю, почему я тороплюсь сказать то, что собираюсь сказать, — я все больше узнаю о собственной агрессивности и о том, насколько тонка грань между мной, проявляющим настойчивость, и мной, упрямым бараном. Обычно я оказываюсь упрямым бараном, когда, настаивая на своем, забываю о других людях. В те моменты, когда мне не хватает чувствительности.

Если быть чувствительным означает принимать и понимать чувства других (притом что нас, мужчин, приучают относиться к собственным чувствам противоположным образом), я не могу понять, как во мне одновременно уживаются самоуверенность и чувствительность. Как мне удается носить прочную броню и в то же время признавать силу своей врожденной нежности? Как мне удается быть руководителем, лидером, сохраняя эмпатию и умение сострадать? Всю свою жизнь я слышу, что хорошие мальчики всегда проигрывают и что мужскую доброту часто относят к слабостям. Но это лишь одно из убеждений, с которым нам надо разобраться. И, возможно, для начала будет неплохо осознать, насколько чертовски сильна чувствительность, а также пересмотреть внушенное нам убеждение, будто мы, мужчины, не можем принять или использовать эту форму силы. Мы должны переписать правила, уверяющие, что наша сила кроется в умении быть крепкими, жесткими, непоколебимыми, в способности «отрастить яйца» и не вести себя как девчонка каждый раз, когда мы хоть немного смягчаемся.

Давайте вкратце обсудим это. «Отрастить яйца» и «собрать яйца в кулак» — это идиомы, призывающие обрести смелость, власть, силу и уверенность, которые (почему-то) прямо связаны с наличием тестикул. Эти фразы настолько прижились в нашей культуре, что даже женщины с их помощью побуждают других женщин собраться. Не будь чувствительным. Не будь слабаком. Отрасти яйца. Стань крепким, сильным, напористым. Комик и ведущий The Daily Show Тревор Ной неплохо прошелся по дурацким фразам подобного рода; отказавшись пить второй вечер подряд, он услышал от своего друга совет «не быть женским половым органом» — только он выразился, конечно, иначе. Ной рассказал об этом в моей любимой части шоу: «Когда люди говорят такое, я отвечаю: “Ты вообще понимаешь, насколько впечатляющая штука — вагина? Ты понимаешь, сколько в ней силы?” Осознайте: мы приходим в мир через вагину. Человек выбирается из нее, а она все еще работает как полагается. Вы осознаёте, насколько это круто? Люди выходят из вагины. А она продолжает исправно работать после того, как из нее вышел целый человек. Вы считаете это слабостью? Сядьте неосторожно на пенис, и он сломается. “Не будь пенисом” — вот что нужно говорить. Потому что я хотел бы быть вагиной».

Даже не принимая во внимание факт, что подобные выражения, связывающие нашу предполагаемую мужественность с гендером, исключают транссексуалов и небинарных персон, они попросту бессмысленны! Наши пенисы и тестикулы крайне чувствительны, и удар по ним — надежный способ свалить даже самого большого и крепкого парня. И в то же время — давайте начистоту: чувствительность нашего пениса, в котором около четырех тысяч нервных окончаний (именно из-за них удар по нему столь болезнен), — это то самое, благодаря чему нам так чертовски приятно заниматься сексом. А тестикулы, производящие тестостерон и сперму, как ни смешно, являются самой хрупкой и нежной частью нашего тела. Понимаете, куда я клоню? Без физической чувствительности мы теряем радости физических удовольствий. И как ни странно, именно самая чувствительная и хрупкая часть нашего организма якобы делает нас, мужчин, крепкими. Справедливости ради сравним с женским телом: в клиторе нервных окончаний вдвое больше, и при этом он менее уязвим. Вероятно, это тема для другой книги, но все-таки необходимо упомянуть, что сила и чувствительность всегда сосуществуют в наших телах, ведь самой природой предусмотрено, чтобы сила заключалась в чувствительности. И нам, мужчинам, предстоит переосмыслить утверждения о том, что чувствительность — это слабость, позволить себе опереться на собственную нежность и дать ей раскрыть ее подлинную силу.

В настоящее время я стараюсь рассматривать чувствительность и напористость как средства для поддержки или подавления. Если то, что я собираюсь сказать либо сделать, имеет намерение взять над человеком верх, то я, очевидно, буду вести себя как агрессивный придурок; если же я хочу поддержать, то, скорее всего, сумею сочетать настойчивость и чувствительность. В этом была разница между мной и моим отцом — в юности я не ценил эмоциональную, чувствительную сторону его натуры. Я старался подавлять свои эмоции — защищаться и не чувствовать их — и думал, что именно это делает меня сильным мужчиной. Отец же научился извлекать пользу из своих эмоций — не защищаясь и признавая их, — и в реальности это одна из самых сильных его сторон как отца, мужа и мужчины. Значит ли это, что он неизбежно сильнее чувствует боль? Да. Но также он сильнее переживает радость, удовольствие, умиротворение, удовлетворение, любовь. Если мы откажемся от чувствительности, или подавим ее, или прикроем броней, мы обязательно потеряем все то хорошее, что она приносит нам: общение, удовлетворенность, свободу и, возможно, самое главное — эмоциональную связь с другими людьми, другими мужчинами и самими собой.

Многочисленные исследования подтверждают: личностное благополучие напрямую зависит от социальных связей. Один из выдающихся специалистов в этой области, доктор Ниобе Вэй, суммирует обширные выводы экспериментов: «Нейробиологи, возрастные психологи, эволюционные антропологи, приматологи и исследователи в области здравоохранения согласны: людям нужны близкие отношения, в том числе дружба, и когда такие отношения отсутствуют, наступают серьезные последствия для психического и психологического состояния».

Я не стану дальше излагать результаты исследований и приводить мнения экспертов, чтобы убедить вас завести дружбу с мужчиной, — я просто расскажу, что думаю об этом. По моему мнению, в глубине души и подросток-школьник, и шестидесятилетний бизнесмен хотят дружить с другими мужчинами. Конечно, проблема довольно многогранна, и, следовательно, решения тоже непросты, но, полагаю, никого не надо убеждать в том, что это полезно для здоровья — иметь кого-то, кого можно позвать, когда что-то идет не так и нам требуется помощь; не нужно научно обосновывать последствия дружбы (или ее отсутствия), ведь друзья способны не только поддержать — само общение с ними наполнено смыслом, помогает нам расти над собой, дает чувство локтя и ощущение принятия. Я думаю, будь мы до конца честными с собой, мы сказали бы, что остро нуждаемся в крепкой мужской дружбе, и проблема не в отсутствии желания; более того, нет даже никакой невидимой силы, мешающей нам дружить. Проблема в том, что мы понятия не имеем, как заводить друзей и сохранять дружбу, особенно если речь идет о мужчинах.

Прежде чем продолжать, я хочу кое-что прояснить. У многих мужчин есть друзья-мужчины, и, хотя у каждого правила находятся исключения, большинство этих отношений пребывают в состоянии той или другой крайности. Они либо совершенно поверхностны и держатся исключительно на общих интересах — спорте, политике, видеоиграх, покере, работе, школе, в которой учатся дети, или распитии алкоголя. Либо очень глубоки, уходят корнями в армейскую службу, общую травму, боль, утрату, как это бывает среди солдат, рисковавших жизнями и бившихся в окопах за нашу свободу. В этом случае ситуации, пройденные совместно, образуют ту самую связь, о которой так мечтают мужчины. Но необязательно идти на войну или спасать жизни для того, чтобы выковать несокрушимое доверие и крепкую дружбу.

Все возвращается к тем принципам, по которым в нашем обществе воспитывают мальчиков. И хотя я вижу положительные изменения в процессе социализации мальчиков — сегодня они более эмоциональны, больше заботятся о себе, — по моему опыту, мужчины моего поколения и старше, как правило, не выходят в разговорах за пределы общих интересов, таких как спорт и видеоигры. Нам непросто говорить о проблемах в отношениях, своем психическом здоровье, тревожности, испытаниях, с которыми мы встречаемся. Грустить по поводу бабушкиной смерти — это уже на грани дозволенного. Требование «держать рот на замке», заставляющее нас молчать, когда другой мужчина переходит черту, велит нам молчать и тогда, когда требуется помощь, когда мы нуждаемся в друге или компаньоне.

В книге доктора Ниобе Вэй Deep Secrets («Глубоко спрятанные секреты») приведена интересная история. Автор обнаружила, что мальчики чаще всего заводят действительно близкие дружеские отношения в восемь, девять или десять лет. Они делятся друг с другом всем и говорят о том, что имеет для них значение. Но позже, в тринадцать или четырнадцать лет, они уже утрачивают эти связи, а семнадцатилетние в беседах с ней с удовольствием вспоминают более раннюю дружбу и признаются, что подобного больше нет в их жизни. Что-то происходит с началом пубертата или взросления. Это не биология, это следствие страха показаться другим парням слабым, нуждающимся и уязвимым; из-за него мы притворяемся, что не чувствуем того, что чувствуем. Мы даже готовы жертвовать своими друзьями, лишь бы другие парни приняли нас, обеспечили нам защиту и безопасность, хотя они вовсе и не собираются заводить с нами настоящую дружбу. Это одна из причин, по которым мне было проще общаться с девочками. Какими бы сложными ни были девочки-подростки, я обнаружил, что дружить с ними значительно легче, чем с парнями. Сейчас я знаю, что в женских группах есть свои особенности (травля, ограничения и унижения существуют во всех социальных кругах), но для меня общество девочек являлось священным местом, там я мог в полной мере раскрываться и быть честным без риска подвергнуться издевательствам и оскорблениям.

Как чувствительный мальчик, я любил поговорить, а им нравилось слушать. Это удовлетворяло мои важные потребности — иметь крепкие эмоциональные связи, делиться переживаниями и узнавать, что происходит с кем-нибудь другим. Я верю, что девочки и женщины способны поддерживать близкие отношения без ущерба для своей женственности, так как социум относит к женственности и умение устанавливать эмоциональные связи. Общество буквально вынуждает их собираться, обмениваться в группах опытом и делиться чувствами. Мальчики и мужчины, наоборот, должны выбирать между своей мужественностью — той, которая проистекает из соответствия идеалу мужской самодостаточности, — и человеческой потребностью в связях, выходящих за рамки бытовых интересов. Слишком часто мы отказываемся от последнего, и я думаю, это буквально убивает нас.

В 2018 году (самые свежие данные о самоубийствах, доступные на момент написания данной книги) мужчины погибали от суицида в 3,8 раза чаще, чем женщины. 70% жертв суицида — белые мужчины; больше всего самоубийств совершили мужчины среднего возраста, а сразу за ними идут люди в возрасте шестидесяти пяти лет и старше.

С большой вероятностью вы или кто-то из ваших знакомых потерял близкого человека в результате самоубийства. Утрата друга или любимого из-за суицида — это одно из наиболее сбивающих с толку и болезненных событий, которые только можно представить. Оно оставляет незатягивающуюся черную дыру в семье и сожаления длиной в жизнь, обычно начинающиеся со слов «Если бы я тогда…». Когда мне было двадцать два, мой кузен Скотт покончил с собой. Он был обожаемым и единственным сыном моей невероятной тети, а также моим единственным двоюродным братом. Его смерть вызвала в нашей семье смятение и шок, пробудила чувство вины. Как многие люди, потерявшие кого-то вследствие суицида, я прошел через все стадии скорби, но, несмотря на минувшие годы, до сих пор сожалею о том, что не знал, отчего он так сильно страдал. Конечно, я тогда был всего лишь двадцатилетним юношей, но, возможно, я сумел бы что-то сделать? Протянуть руку и сказать, что люблю его. Дать понять, что он не один. Но я не знал о том, что с ним происходит, потому что Скотт, как и многие мужчины по всему миру, не умел просить о помощи в трудной ситуации. В половине случаев мужчины даже не понимают, что находятся в депрессии или под гнетом какого-то другого психического заболевания.