Я помню в деталях одну вечеринку в школе, на которой один из моих товарищей по команде изменил своей подружке прямо на моих глазах. Я дружил и с ним, и с его подругой и до сих пор вспоминаю, как клокотал в моем животе моральный конфликт и какую тяжесть я испытывал от его поступка. Я был расстроен и зол, но чувствовал бессилие. «Остановить его? Что-то сказать? Оттащить этого придурка в сторону и напомнить ему, что у него есть подруга?» Потом начались оправдания. «А может, это не то, чем кажется? Может быть, они расстались, а я просто не знаю? Это только поцелуй, так что все в порядке…» В голове крутились различные сценарии и их последствия, и я сделал то, что делает большинство молодых мужчин, — промолчал. В тот момент, в бурном потоке осознанных и неосознанных мыслей, я принял решение (хотя и не смог бы тогда выразить это в словах): лучше промолчать, чем повернуться спиной к своему другу и товарищу по команде и оказаться предателем собственного пола.

Итак, я не сказал ничего. Конечно, я хотел быть хорошим другом и честным человеком, однако в большей степени я опасался потерять ту небольшую значимость, которую представлял для группы. На следующий день в школе я увидел этого друга и его подругу, держащихся за руки. Реши я воспроизвести этот момент в одном из своих фильмов, это выглядело бы примерно так:

Юноши и мужчины знают правила, даже если не подписывали контракт и не читали инструкции. И никто эти правила не нарушает. Мы оба были мальчиками, мужчинами, а мужчины держат рты на замке.

В своей потрясающей книге Boys & Sex («Мальчики и секс») журналист и популярный автор New York Times Пегги Оренштейн (Peggy Orenstein) делится историей, которую ей рассказал один из сотен мальчиков и юношей, дававших ей интервью. На втором году обучения в старшей школе Коул услышал, как один из старших товарищей по команде предлагал другим зависнуть с девчонками втайне от его предполагаемой подруги. Коул и его сверстник обратились к этому парню и призвали его «бросить эту затею», даже начали объяснять, почему так делать нельзя. В ответ они услышали смех. На следующий день другой старший ученик стал делать сексистские комментарии в адрес своей бывшей подружки. Коул промолчал, а его друг, который высказывался накануне, снова вступился за девушку. Это повторялось, друг Коула высказывался, а Коул предпочитал молчать. Я уверен, вы уже догадались, что случилось дальше. Конечно, по словам Коула, «ребята из команды стали относиться к его другу хуже. Они больше не слушали его. Как будто он потратил весь свой социальный капитал на то, чтобы заставить их прекратить сексистские разговоры. При этом я находился там, боясь исчерпать свой социальный капитал, и все равно остался ни с чем».

Подобные сцены разыгрываются сотнями разных способов в офисах и на совещаниях, на съемочных площадках, в школьных рекреациях и в спортивных раздевалках по всему миру. Каждый день. Мы знаем, что должны остановить это, но ничего не предпринимаем. Что же мы таким образом сообщаем хулиганам? «Это круто. Нас все устраивает. Мы не будем вам мешать». А что мы сообщаем тем, кто становится мишенью? «Вы не стоите внимания. Ради вас мы не хотим рисковать своим положением в группе».

Мы, мальчики, привыкли верить в то, что наша ценность, наша значимость определяются нашей верностью и лояльностью к другим мальчикам, но в своем стремлении принадлежать целому мы в результате оказываемся исполнителями мужских сценариев, а не мужчинами. И какому же мужчине мы изменяем в процессе? Самому себе.

Я думаю, что держать рот на замке на самом деле означает держать на замке собственное сердце. Мы игнорируем ту часть себя, которая позволяет нам быть смелыми, стремиться к приключениям и рисковать. Сколько раз я слышал от сторонников традиционной мужественности, что мужчина должен молчать и доверять себе. Да, мы должны доверять себе — с этим я полностью согласен. Но в то же время нам говорят, что идти за собственными инстинктами следует лишь тогда, когда это не противоречит правилам мужественности и не связано с обличением дурного поведения представителей своего пола. Это значит, ради «пацанских правил» мы игнорируем комок в животе, тяжесть в груди — все эти мощные, понятные, хотя и безмолвные признаки того, что рядом творится несправедливость. Пытаясь отрезать себя от этих переживаний, мы избавляемся от истинной, человечной, биологической своей части. Действуя так — кромсая себя, — мы нормализуем расчеловечивание других (через травлю, объективизацию, несправедливость).

В тот самый момент, когда мы начинаем социализироваться как мальчики, тренируясь прятать свои чувства, мы одновременно утрачиваем способность полноценно общаться друг с другом. И тогда же очарование мужского клуба посягает на реальные социальные связи, и та настоящая дружба, к которой мы стремимся, в которой нуждаемся как люди, становится возможна лишь ценой нашей мужественности. В нашем мире громче всего звучат голоса, утверждающие, что мужественность важнее человечности. Как будто сотни раз в день и тысячи раз в год, в больших и малых масштабах от мальчиков требуют выбрать что-то одно — мужественность или человечность. И кажется, что на стороне мужественности все преимущества — машины, деньги, слава, уважение, секс, видимость принятия, принадлежность к группе и уверенность в себе. А что же на другой стороне? Наверное, ощущение того, что мы поступаем правильно, даже если при этом не имеем друзей.

Так не должно быть.

И есть еще одно препятствие на пути мужской дружбы. Не только тот факт, что, продемонстрировав слабость или уязвимость, открывшись и поделившись чувствами, раскрыв свою нежную, человечную сущность, мы опустимся на пару ступенек в мужской иерархии (если повезет) или провалимся до самого ее низа (если не повезет). Сама идея об «эталонном американце» каким-то образом связана с одиночеством, в ней заложена мысль о том, что мужчине нужно делать то, что он должен делать, а должен он следовать за ковбоем, одиноко скачущим в закат, — даже если он уверен, что это разобьет его сердце. Празднуя триумф своей мужественности, мы почти всегда представляем себя одинокими.

Если мягкость, нежность и деликатность ассоциируются с женственностью, то грубость, твердость (вставьте подростковый смех) и сила напрямую связаны с мужественностью, и это — еще один способ разделить мужчин и женщин. Мы видим, как напор мужественности проявляется в нашей повседневной жизни самыми разными способами, о большей части которых я, к сожалению, не знал до тех пор, пока не стал мужем, а потом и отцом.

Например, как бы наивно и глупо это ни звучало, я понятия не имел, что женщины давно заметили за мужчинами привычку садиться так, чтобы занимать больше места, чем положено. Это называется «менспрединг» — когда парень садится и раздвигает колени в стороны, мешая тем самым другим. Прежде чем смеяться или высказывать оправдания, подумайте: это стало настолько серьезной проблемой в метро, что в выпущенных транспортным управлением Нью-Йорка рекомендациях о более вежливом поведении такое явление упоминается отдельно.

Другой пример: женщины в большинстве своем знают, что мужчины не уступят им дорогу на тротуаре. Они знают это, потому что часто сталкиваются с подобным — мужчина идет навстречу, и им приходится отходить в сторону, чтобы он не врезался в них, в то время как мужчина и не думает менять направление своего движения. В журнале New York даже была опубликована статья, в которой описывался социальный эксперимент одной женщины: она попробовала не уступать прохожим дорогу в финансовом районе города и в результате физически сталкивалась с мужчинами каждый день. После этой публикации по Twitter начал циркулировать хештег #manslamming, которым женщины помечали посты о своих результатах подобных экспериментов. Понятно, что личный опыт, опубликованный в соцсетях, не равноценен настоящему социологическому исследованию, но это тем не менее демонстрирует, как женщин приучают уступать дорогу, в то время как мужчинам разрешают занимать собой любое пространство, не принимая во внимание интересы остальных.

Это взорвало мой мозг. Сколько раз за жизнь я неосознанно или невольно занимал слишком много места и заставлял женщин уходить с моей дороги? Это столкновение с реальностью стало важным фактором моего личностного роста. Теперь я думаю, что подобные проверки реальности похожи на отношения с персональным тренером. Разве это не удивительно: я с удовольствием оплачиваю чьи-то советы о том, как наращивать мускулы и сохранять физическую форму, но при этом большую часть своей жизни чувствую себя некомфортно как мужчина и становлюсь в защитную позу, получая оценку моих действий или слов? Есть, однако, и другая сторона у этой медали: благодаря дискомфорту я теперь знаю, что должен больше слушать и что на самом деле это для меня полезно. Не так давно я узнал: сменив отношение к услышанному, я уже не буду воспринимать критику как личное оскорбление — как атаку на меня, — а вместо этого поищу в ней способ помочь себе вырасти и стать лучшим мужчиной, другом, человеком и так далее; в этом случае я сумею не только понять услышанное, но и воспринять его как испытание для себя, а позже сделать частью своей жизни. Такое переосмысление, наверное, один из важнейших этапов моего личностного роста.

Мы, мужчины, агрессивно занимающие места на тротуаре и в метро, делаем то же самое в разговорах и в залах суда. Исследование Университета Джорджа Вашингтона показало, что мужчины перебивают собеседника на 33% чаще, если собеседник — женщина. В ходе другого исследования, проведенного специалистами Юридической школы Прицкера Северо-Западного университета, была изучена практика Верховного суда: когда в состав судебной коллегии входили трое судей женского пола и шестеро — мужского, женщин во время заседания перебивали в 65 процентах случаев.

Свидетельства с рабочих мест впечатляют еще сильнее. Практически каждая знакомая мне женщина может рассказать историю о том, как на встрече она внесла предложение, которое позже было повторено мужчиной и принято всеми остальными за его идею. Исследования, проводимые в трудовых коллективах, постоянно показывают, что мужская уверенность в себе — или бравада — помогает мужчинам быстрее двигаться по служебной лестнице (и не только потому, что начальники и руководители принадлежат к тому же полу). Рассмотрим ситуацию: ты работаешь в офисе, ищешь возможность для продвижения и вдруг узнаешь, что есть подходящая вакансия, но необходимо соответствовать шести требованиям. Согласно исследованиям, женщина в таком случае скажет: «Отлично, я подхожу по пяти пунктам, и мне нужно подтянуть шестой». Мужчина же решит: «Супер, я прохожу по трем позициям, и этого должно хватить», — и выдвигает свою кандидатуру. Это еще один пример, подтверждающий: женщины склонны играть по правилам, а мы, мужчины, обычно верим в то, что можем прогнуть правила, что правила не относятся к нам или созданы, чтобы их нарушать. Я тоже повинен в подобном поведении и нередко извлекал из него выгоду, сам того не осознавая. Уверенность в себе — либо хорошая актерская игра — чаще вознаграждается обществом, чем порицается.

Я мог бы с легкостью отмахнуться от этих открытий или подвергнуть сомнению их результаты. Еще проще оставить их без внимания и продолжать идти своим путем, тем более что все это мне на руку. Но в своем путешествии я постоянно спрашиваю себя: «Почему?» Это шаг по той лестнице вопросов, о которой я упоминал ранее и которая помогает мне осознавать намерения, стоящие за моими действиями. В то же время одно это слово приглашает меня мыслить более критически и брать на себя, на мужчину, ответственность за то, что я имею и что должен изменить.

Эти исследования находят во мне отклик, потому что моя жена, Эмили, снова и снова призывает меня прислушиваться к ее словам и не перебивать. Проблема состоит в том, что мы, мужчины, ведем себя так на протяжении всей своей жизни, мы научились этому от других мужчин и мальчиков и потому обычно даже не осознаём, когда делаем это. Вознаграждение за яркие и громкие выступления мы почти всегда получаем вместо кого-то другого — того, кого перебили, того, чьи идеи остались не услышанными. Но из-за того, что мы редко обращаем внимание на такое поведение, оно в большинстве случаев остается незамеченным; когда же его замечают, нам не составляет труда отбросить обвинения — мол, это единичный случай, а не стратегия, которую следует поменять. И ее не было нужды менять, пока Эмили не зазвучала как заезженная пластинка, выговаривая мне каждый раз, когда я позволял себе такое, чтобы я наконец осознал, что делаю. Удручал сам факт того, что ей пришлось вести себя более агрессивно, чтобы донести до меня свою мысль, чтобы я просто услышал ее. Ведь я так поступал с женщиной, которую люблю больше всего на свете, и страшно представить, как я общался с другими женщинами. Недавно я узнал из первых рук — от некоторых своих лучших подруг, — что многие женщины сталкиваются с таким мужским поведением как в личных отношениях, так и в профессиональных. Почему же мы доводим женщин до злости и агрессии, почему им приходится взрываться для того, чтобы мы заметили наконец их недовольство? Какая ирония: именно из-за такой реакции на то, что их не слышат, женщин называют «эмоциональными», «агрессивными», «стервозными» и даже «злобными», особенно когда речь идет о темнокожих женщинах.

Вернусь к перебиваниям. Часто во время обычного разговора с Эмили у меня в голове появляется идея или мнение о том, о чем она говорит, и я просто начинаю говорить ОДНОВРЕМЕННО с ней, как будто мои мысли или слова важнее, обоснованнее или своевременнее, чем ее. Это отвратительно, но тем не менее совершенно нормализовано; это стало чем-то, чего женщины ожидают, а не тем, на что они могли бы пожаловаться. Забавно, но когда Эмили указала мне на это, я обнаружил, что поступаю так ПОСТОЯННО! Будто я всю жизнь видел все черно-белым и внезапно начал воспринимать цвет. Неважно, где я находился — в офисе, на съемочной площадке, на совещании или просто с друзьями, — я везде пытался перебивать и незнакомых людей, и тех, которых люблю. ВСЕ ВРЕМЯ.