— Благодарение Богу, — вздохнул Джулиан.
— Никаких чудес, уверяю вас, совершенно никаких, — ворчливо объявил доктор Такмен, застегивая саквояж.
Дакет решительно не знал, как теперь быть. Он пытался сделать как лучше, честное слово пытался! И надеялся, что Чарли выполнил его наставления.
Кто же мог предположить, что все обернется именно так?
Услышав, как перед домом остановились лошади, он снова охнул. О Господи, Господи!
Дверь распахнулась, и Лили, в сбившейся набок шляпке и, и когда-то красивом темно-синем, а сейчас измятом и грязном костюме для верховой езды, влетела в комнату и бросилась к Дакету:
— Что с его милостью, Дакет? Пожалуйста, скажите, что он не умер!
— Миссис Уинтроп, — начал было дворецкий и остановился, чтобы облизать пересохшие губы. — Вы… э-э-э… очень спешили…
Он начал потеть и почувствовал, как макушка лысой головы взмокла.
— Вы даже не в карете… Лили нетерпеливо взмахнула рукой, отвергая все, что, по ее мнению, было чистым вздором:
— Конечно, мы ехали верхом. Его лордство, Дакет, как…
— Какого дьявола вы тут делаете? Лили круто повернулась, оказавшись лицом к лицу с Найтом, стоявшим в дверях библиотеки со скрещенными на груди руками. На голове у него белела повязка, но он был полностью одет, на щеках играл румянец и вообще он казался олицетворением цветущего здоровья.
Волна облегчения охватила девушку. Господь ответил на ее бессвязные и лихорадочные молитвы.
— Вы не умерли! — завопила она, бросаясь к нему.
Собрав вес присутствие духа, на Которое был способен, Найт схватил ее за руки и… и постарался отодвинуть от себя:
— Лили, что вы делаете здесь? — повторил он.
Лили удивленно моргнула и отпрянула, неожиданно осознав, как, должно быть, неприлично выглядит со стороны ее стремительный опрометчивый порыв. Найт уронил ее затянутые в перчатки руки.
— Чарли приехал за мной в Каслроз. Сказал, что в вас стреляли и, возможно, тяжело ранили.
Найт взглянул поверх ее головы на Дакета, стоявшего неподвижно, так прямо, насколько мог позволить его пятифутовый рост, и пытавшегося при атом выглядеть более уверенным в своей правоте, чем любой судья.
— Вы были покрыты кровью, милорд. Весь в крови… и ужасно бледный, совсем как смерть.