— А это там кто?

— Так, друг.

— Простудится он у вас там. Пусть зайдет, если хочет.

— Да нет, он лучше там подождет.

— Ну дело ваше. Не говорите потом, что я не приглашал.

Дверь на секунду закрылась — хозяин возился с цепочкой, — а когда открылась полностью, я смог впервые толком разглядеть Дубуса. Он был сгорблен возрастом, недугами и годами тюрьмы, но тем не менее в нем по-прежнему угадывался тот рослый, сильный мужчина, каким он когда-то являлся. Одежда на нем чистая, выглаженная: темные брюки, рубашка в синюю полоску и даже розовый, умело завязанный галстук. Пахло от Мейсона старомодным одеколоном с оттенком сандала и ладана. Интерьер дома полностью опровергал неказистый образ убогой лачуги. Половицы здесь мягко сияли, пахло полиролью и освежителем. В прихожей на полочке стояли книги в мягких обложках, а рядом с ними — дисковый телефон чуть ли не послевоенных времен. Над полкой к стене пришпилена «Диссерата» — что-то вроде пошагового пособия для тех, кто вынужден превозмогать трудности современной жизни. Остальные стены украшали репродукции картин в дешевеньких рамках — одни современные, другие под классику (мне в основном незнакомые), — все подобраны с несомненным вкусом.

Вслед за Дубусом я прошел в гостиную. Здесь тоже царили чистота и опрятность, хотя пошарпанная, в царапинах мебель была явно из комиссионки. По маленькому телевизору на полированном столике шло комедийное шоу. На стенках здесь тоже висели репродукции, но имелась и пара оригиналов, пейзажи. Один из них показался мне знакомым. Я подошел взглянуть. На нем сплошь тянулся лес — зеленая лента деревьев на фоне огненного заката, — но одно из деревьев было заметно выше остальных, а на его верхушке проглядывал крест. Справа внизу стояла подпись Дэниела Клэя. Галаад.

— Это он мне подарил, — пояснил Мейсон.

Он держался от меня через комнату — видимо, застарелая тюремная привычка, когда каждый из сокамерников отводит другому пусть и мелкую, но территорию, вторгаться в которую без спроса нельзя, иначе может случиться всякое.

— Интересно, за что?

— За мой с ним разговор о Галааде. Может, присядем? А то уставать я стал. Без лекарств вот не могу. — Он указал на флакончики с таблетками, стоящие на полке камина, в котором среди снопиков искр потрескивали три больших полена. — А меня от них в сон клонит.

Я сел напротив него на диванчик.

— Если хотите кофе, я сделаю, — сказал он.

— Да нет, спасибо.

— Ну ладно. — Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Дубус украдкой поглядывал на телевизор: видимо, я отвлекал его от вечернего просмотра. Наконец смирившись с тем, что в покое его не оставят, он нажал на пульте кнопку, и экран погас.

— Так что именно вы хотели бы узнать? — спросил он. — А то ко мне сюда, знаете, наезжают то студенты, то доктора. Так что спросить меня о том, на что я не отвечал уже сотни раз, у вас вряд ли получится.

— Мне бы хотелось знать, о чем вы беседовали с Дэниелом Клэем.

— О Галааде беседовали, — ответил Дубус. — Только про него я и говорю. В свое время провели со мной уйму тестов, показывали всякие там картинки, но теперь донимать вроде как перестали. Решили, наверное, что выведали обо мне все полезное.

— Вы считаете, в самом деле?

У Мейсона со звучным бульканьем дернулся кадык. Какое-то время старик на меня смотрел, после чего, очевидно, пришел к решению.