Со зрительской трибуны послышался возмущенный возглас, его зашикали. Председательствующий судья потребовал тишины, а затем попросил свидетеля еще раз, шаг за шагом описать его прибытие в лагерь, чтобы выстроить временну́ю схему. Ева перевела. Ян Краль вопросительно посмотрел на нее, она повторила:

– Все еще раз.

Краля начало трясти, его будто схватила невидимая огромная рука и трясла, трясла. Ева в поисках помощи перевела взгляд на прокуроров. Светловолосый понял, что свидетелю нужна пауза, и дал знак судье.

Низкое помещение без окон за залом, которое обычно служило гримеркой артистам, на сей раз выполняло роль комнаты для свидетелей. Заместитель прокурора, рядом с которым стоял Давид Миллер, втолковывал что-то Яну Кралю. Тот отказался сесть на стул и, шатаясь, прислонился к освещенному зеркалу, лицо у него было белое. Казалось, костюм вдруг сделался ему велик, как и воротник. От давешней солидности ничего не осталось. Ева переводила: его показания важны, он должен вспомнить. Но Краль заявил, что больше туда не пойдет. То, что здесь происходит, не оживит его жену и сына. Давид стал нажимать: Краль несет ответственность. По отношению к другим жертвам! Он схватил Краля за плечо, но светловолосый его оттащил.

– Вы не можете меня заставить, – покачал головой свидетель.

Светловолосый достал из кармана пачку сигарет и предложил Кралю. Тот взял сигарету, и они со светловолосым закурили. Все четверо молчали. Перед одним зеркалом стоял поднос со вчерашними бутербродами. Ломтики колбасы покоробились и покрылись капельками жира. Зеркало, отражавшее бутерброды, как и остальные, было обрамлено гирляндой из лампочек белого света, но видимо, что-то случилось с контактом, и лампочки тревожно мигали. Еве казалось, что Давид от нетерпения и раздражения сейчас лопнет. Под глазами у него были красные круги, как будто он почти не спал. Прилагая заметные усилия, Миллер сдержанно сказал:

– Господин Краль, вы важный свидетель не только по делу аптекаря. Самое главное – подсудимый номер четыре. Чудовище…

– Господин Миллер, я уже говорил вам… – перебил его светловолосый.

Давид отмахнулся:

– Да-да. Господин Краль, вы один из немногих, кто пережил пытки в одиннадцатом блоке. Вы должны дать показания! – И он резко обратился к Еве: – Переведите!

Ева открыла рот, но Краль вдруг рухнул на колени, как марионетка, у которой перерезали веревочки. Ева с Давидом едва успели его поймать и посадить на стул. Ева взяла у него недокуренную сигарету и потушила ее в пепельнице. Светловолосый обменялся долгим взглядом с Давидом и тихо сказал:

– У нас были сомнения уже во время допроса. Думаю, не стоит дальше настаивать. Даже если он отпадет. Мы просто теряем время. – И Еве: – Это не надо переводить, фройляйн Брунс.

Давид хотел что-то возразить, но светловолосый посмотрел на часы, кивнул Яну Кралю и вышел из комнаты. Давид недовольно двинулся за ним, не удостоив взглядом ни Еву, ни Яна Краля. Дверь он оставил открытой. Ева возмутилась. Как они могут так просто бросить человека, как будто он сломавшийся прибор? Она спросила у Краля, который обмяк на стуле:

– Хотите что-нибудь выпить, господин Краль? Стакан воды?

Но тот отмахнулся:

– Спасибо.

Ева нерешительно за ним наблюдала. Краль, похоже, не знал, что делать дальше. У него был такой вид, как будто он ждал указаний. Тогда Ева, сама себе удивившись, положила ему руку на локоть:

– Может быть, еще раз подумаете?

Краль не смотрел на нее.

– Сколько вам лет? – Но ответа он не ждал. – Такой молодой женщине нечего возиться с мертвыми. Нужно жить.