Итак, мечта Мао о роли лидера азиатских и африканских государств рухнула. Мао был в ярости. Он так стремился добиться победы хоть в чем-то, что едва не начал войну с Индией.
Три года назад конфликт с Индией закончился успешно для Китая. Но теперь, осенью 1965 года, гарантировать успех было невозможно, так как Индия смогла подготовиться к нему гораздо лучше. Поэтому Мао не стал вести войну самостоятельно, а решил паразитировать на чужом конфликте, что всегда является рискованным занятием. 6 сентября 1965 года Пакистан вступил в войну с Индией. За последние несколько лет Пакистан сблизился с Китаем и стал одним из двух крупнейших некоммунистических получателей китайской помощи[137].
Мао показалось, что война Пакистана с Индией дает ему дополнительный шанс на победу над Индией, которой, если бы Китай вмешался в конфликт, пришлось бы воевать на два фронта. Он двинул войска к границе и выдвинул два ультиматума. Во-первых, он потребовал, чтобы Индия в течение трех суток, до 22 сентября 1965 года, демонтировала якобы существовавшие индийские аванпосты на некой территории, на которую претендовал Китай. Дели ответил в примирительном тоне; правительство Индии отрицало существование таких аванпостов, призывало к «совместному расследованию» и обещало, что если пресловутые посты будут обнаружены, то Индия «не будет возражать против их демонтажа». Пекин надменно ответил, что «в расследовании нет необходимости» — такие аванпосты существуют. Мао стремился к войне.
Однако его планы рухнули. Пакистан неожиданно (еще до того, как истек срок китайского ультиматума) отозвался на призыв ООН о прекращении огня. Пакистанцы заявили Мао, что дальнейшее ведение войны обойдется им слишком дорого как в дипломатическом, так и в экономическом плане. Мао продолжал настаивать, вынуждая Пакистан воевать. Считается, что Мао направил президенту Пакистана Айюб Хану следующее послание: «Если начнется атомная война, то мишенью станет Пекин, а не Равалпинди». Когда пакистанцы отказались выполнить его требования, Мао оказался в достаточно сложной ситуации. Пекину пришлось публично оправдываться, неуклюже утверждая, что Индия сумела тайно демонтировать аванпосты. На самом деле Индия не пошевелила и пальцем. Мао был глубоко уязвлен.
С нетерпением ожидая хоть какого-то успеха, Мао пытался везде, где мог, разжигать конфликты. В Таиланде коммунистическая партия, выращенная Мао (и состоявшая в подавляющем большинстве из этнических китайцев), устроила вооруженный мятеж: первое столкновение с правительственными войсками состоялось 7 августа 1965 года (с тех пор 7 августа называют «днем стрельбы»). Он закончился неудачей.
Самое крупное — и самое трагическое — фиаско произошло в Индонезии. Коммунистическая партия Индонезии (КПИ) была крупнейшей компартией некоммунистического мира; в ней состояло 3–5 миллионов человек. КПИ поддерживала такие же тесные и тайные отношения с Пекином, какие были у китайских коммунистов со Сталиным до того, как они завоевали Китай.
В сентябре 1963 года Чжоу Эньлай привез главу КПИ Айдита на тайную встречу в Цунхуа (Южный Китай) с вьетнамцем Хо Ши Мином и главой лаосских коммунистов; целью бьцю скоординировать военную стратегию в Индонезии с войной в Индокитае. В результате этой встречи Индонезия стратегически встала на одну доску с Индокитаем, а развитие событий в ней оказалось тесно связано с зашедшим гораздо дальше военным конфликтом в Индокитае.
«В следующем году (1964) Лю Шаоци поехал во Вьетнам, чтобы попытаться заручиться поддержкой Ханоя для совершения государственного переворота против президента Сукарно, аргументируя это тем, что Сукарно слаб и левым необходимо начать действовать до того, как антикоммунистическая и проамериканская военная верхушка не свергла его. Хо Ши Мин воспротивился этой идее и сказал Лю, что предпочитает поддерживать Сукарно и впредь»[138].
Бывший в то время главой Японской компартии Кэндзи Миямото рассказал нам, что Пекин тогда постоянно поучал и КПИ, и японцев: «Если появится шанс захватить власть, вы должны подняться на вооруженную борьбу». В 1964 году Миямото обсуждал это с главой индонезийских коммунистов Айдитом. Если японские коммунисты склонялись к осторожности, то Айдит, безоглядно веривший Мао, сгорал от нетерпения вступить в реальный бой. После неудачи алжирской конференции Мао в ярости подвигнул КПИ на попытку захвата власти.
План состоял в том, чтобы обезглавить антикоммунистическую верхушку армии, над которой пропекински настроенный президент Сукарно почти не имел власти. Пекин постоянно настаивал на том, чтобы Сукарно кардинально реформировал армию, и при поддержке президента довольно успешно проходило проникновение коммунистов в армию. КПИ считала (совершенно безосновательно), что может контролировать более половины армии, две трети военной авиации и треть военно-морских сил Индонезии. Согласно плану предполагалось, что после избавления от генералов «коммунисты получат возможность контролировать армию, причем Сукарно, скорее всего, продолжит какое-то время играть роль номинального главы».
В начале августа Айдит приехал в Китай, где встретился с Мао, затем он отправился в Индонезию с группой китайских врачей, которые через несколько дней доложили, что у президента Сукарно (он был настроен пропекински) серьезные проблемы с почками и жить ему осталось недолго, поэтому Коммунистическая партия Индонезии собирается действовать — сейчас самое время.
30 сентября 1965 года группа офицеров арестовала и убила главнокомандующего войсками Индонезии и еще пять генералов. Когда позже Мао коротко рассказывал об этом главе Японской компартии Миямото, он назвал этот переворот «восстанием… Коммунистической партии Индонезии». Однако КПИ не смогла предупредить непредвиденное обстоятельство, погубившее весь заговор. Нашелся информатор, сообщивший о заговоре малоизвестному антикоммунисту генералу Сухарто, который даже не подлежал аресту. Таким образом, Сухарто получил возможность подготовиться, дождался, когда завершатся аресты и убийства других генералов, а затем захватил контроль над армией и отдал приказ убивать. В той бойне были уничтожены сотни тысяч коммунистов и сочувствующих им — совсем неповинных людей. Почти все руководство КПИ было захвачено и казнено. Уцелел лишь один член Политбюро Компартии Индонезии Юсуф Аджитороп, поскольку он в то время был в Китае. Там мы и встретились с этим разочарованным человеком три десятилетия спустя.
Президент Сукарно вскоре был изгнан, а генерал Сухарто установил военную диктатуру — яростно антикитайскую и враждебную к большой китайской общине Индонезии.
Мао обвинил в неудаче КПИ. «Индонезийская партия совершила две ошибки, — говорил он японским коммунистам. — Во-первых, они слепо верили Сукарно и переоценили влияние партии в армии». Вторая ошибка, считал Мао, заключалась в том, что КПИ «колебалась, вместо того чтобы сражаться». На самом деле резня, начатая Сухарто, была такой беспощадной, что КПИ оказалась не в состоянии ответить ударом на удар. Мао был безусловно виновен, поскольку инициировал действия Индонезийской компартии исходя из собственных, сугубо личных интересов. Ему не терпелось победить в любом месте после краха его заветной мечты об афро-азиатском лидерстве.
К концу 1965 года глобальные планы Мао рушились один за другим. Им овладела темная ярость; он перенес внимание на собственную страну и начал выявлять внутренних врагов.
Часть шестая
Горькая месть
Глава 47
«Культурная революция» — результат грязной сделки
(1965–1966 гг.; возраст 71–72 года)