Досталось правящему режиму и за его закрытость и тягу к секретности. «Абсолютно все экономико-статистические показатели являются государственными секретами, — негодовал один экономист, — даже объемы производства щелочи… Что это, как не желание держать людей в государстве тупости?» Он требовал информации о программе индустриализации страны. Другой писал: «Мне приходилось слышать, что крестьяне… питаются только травой и кореньями, и это в районах страны настолько богатых, что там, как считается, текут молочные реки в кисельных берегах. Но в газетах не написано обо всем этом ни строчки…»
Многих критиков режима шокировал разрыв между тяжелой жизнью крестьян и благополучием вождей страны (о которой они знали только мельком). В «Жэньминь жибао» был опубликован отчет о приеме в честь председателя Президиума Верховного Совета СССР Климента Ворошилова, на котором присутствовала тысяча человек. «Для чего такой размах?» — вопрошало одно дацзыбао, когда «местные партийные мандарины используют оскорбления, пытки и заключение под стражу, чтобы выжать из крестьян последнее зерно, которое у них есть?». «Мы должны знать, что разочарованные крестьяне могут выбросить портреты председателя Мао в сортиры», — предупреждал этот отважный автор.
Большая часть этой критики никогда не доходила до народных масс, поскольку Мао допускал появления в печати только отдельных, тщательно отобранных критических высказываний. Все же остальное направлялось в два других канала — семинары и дацзыбао, — которые были недолговечны и легкоуничтожимы. Кроме того, Мао принял меры, чтобы эти отдушины имелись только в изолированных поселениях и закрытых коллективах, в которые не было доступа обычным гражданам страны. Этим коллективам и поселениям не было позволено контактировать друг с другом, а их члены не могли покидать их и распространять свои взгляды. Когда отдельные студенты попытались было начать рассылку рукописных журналов, их самиздат был немедленно конфискован, а сами они были репрессированы, как «контрреволюционеры». Таким образом, инакомыслие держалось под строжайшим контролем, так что народное восстание становилось невозможным.
6 июня 1957 года Мао прочитал размноженную на ротаторе листовку, в которой сообщалось о том, что в руководстве страны существует раскол, а сам Мао назывался главой инакомыслящих, выступающих против «консерваторов». В той информационной пустоте, которую он сам создал, некоторые интеллектуалы пришли к ошибочному выводу, что Мао был либералом. Порой даже раздавались призывы вроде: «Сплотимся вокруг Мао Цзэдуна — Хрущева!» Некоторые даже испытывали беспокойство за Мао: «Кажется, наш дорогой товарищ Мао Цзэдун находится в весьма сложном положении». Ошибочное мнение, что Мао либерал, было опасно для него, потому что могло поощрить инакомыслие.
На следующий день Мао распорядился передать вечером по радио передовую статью из «Жэньминь жибао», в которой говорилось, что недопустимо бросать вызов партии. Поскольку он нажал снова на эту кнопку, машина репрессий опять двинулась вперед к тому, что получило название «борьбы с правым уклоном», продолжавшейся около года. Краткий момент «ста цветов» закончился.
12 июня Мао распространил партийный циркуляр, который следовало огласить для всех членов партии, «кроме ненадежных». В нем было откровенно сказано, что он устроил ловушку. Мао не хотел, чтобы члены партии считали его либералом — в этом случае они сами вполне могли начать исповедовать либеральные ценности.
В этом циркуляре Мао установил квоты на число жертв: от 1 до 10 процентов «интеллигентов» (что просто означало хорошо образованных людей), которых в то время насчитывалось около 5 миллионов. В результате по крайней мере 550 тысяч человек были заклеймены, как «правые». Если некоторые из них и высказывали какие-либо претензии к установленному в стране режиму, то многие вообще молчали и попали в число жертв только для того, чтобы заполнить установленную Мао квоту.
Мао считал писателей, художников и историков бесполезными для общества людьми. Ученые же и технические специалисты были в основном ограждены от репрессий — «в особенности те, кто имеет значительные достижения». Как предписывал закон от сентября 1957 года, они «должны быть абсолютно неприкосновенны». В частности, ученые, побывавшие в Европе и Америке, «не были заклеймены и не подвергались проработкам». Отношение к физикам-ядерщикам и инженерам-ракетчикам было исключительно хорошим. (За все время правления Мао ведущие ученые имели привилегии, превосходящие те, которые предоставлялись очень высоким правительственным руководителям.)
Отдаленной целью всех этих жестоких мер было создать атмосферу, необходимую для более жестких изъятий, направленных на финансирование программы превращения страны в сверхдержаву. Мао придавал особое значение подавлению любого протеста, направленного против его политики по отношению к крестьянству. Заголовок «Жэньминь жибао» гласил: «Осудить вздор, будто бы крестьяне тяжело живут!» Для большей убедительности Мао лично срежиссировал нечто вроде садистского представления. Один из известных в стране людей некогда говорил, что крестьяне живут «на грани голодной смерти», поэтому для него была устроена специальная «ознакомительная» поездка. «Жэньминь жибао» сообщала о том, что всюду, куда бы этот человек ни направился, его встречали толпы численностью до 50 тысяч крестьян, «опровергавших его вздор», так что в конце концов он был вынужден спасаться бегством, спрятавшись под пустыми джутовыми мешками в кузове какого-то автомобиля.
Параллельно с театром осуществлялись и казни. Позднее Мао признал, что он поставил перед высшими руководителями одной из провинций, Хунани, следующую задачу: «Обвинить 100 тысяч человек, арестовать 10 тысяч и казнить тысячу человек. Другие провинции сделают то же самое. Таким образом наши проблемы будут решены».
Показательным примером стало дело трех учителей из одного отдаленного городка в сельскохозяйственном районе провинции Хубэй, казненных по обвинению в якобы устроенной ими демонстрации учеников против сокращения финансирования образования. В результате таких урезываний лишь один учащийся из двадцати мог бы продолжать учебу в старших классах. Демонстрация была названа «Малой Венгрией», и руководство приняло особые меры, чтобы о приговоре этим учителям стало известно по всей стране. Практически достоверно доказано, что Мао лично настоял на смертной казни «зачинщиков», поскольку он приехал в эту провинцию за день до вынесения приговора, а местные власти до последней минуты не решались огласить именно такой вердикт. Об этом случае было широко объявлено, чтобы вселить страх в сельские школы, на которые сокращение финансирования в образовании легло своей основной тяжестью. И такую политику Мао также осуществлял для того, чтобы высвободить больше средств на свою программу превращения страны в сверхдержаву.
Расходы на образование и раньше держались на совершенно недостаточном уровне. Теперь предстояло еще большее их сокращение. Целью Мао было не поднимать уровень образованности общества в целом, но сосредоточить основные усилия в этой сфере на немногочисленной элите, преимущественно в науке и других «полезных» отраслях, сделав остальное население неграмотными или полуграмотными рабами-трудягами. Те средства, которые выделялись на образование, поступали главным образом в города; сельские школы финансирование не получали, некоторые крохи перепадали еще малым городам. В результате лишь крайне незначительное число молодых людей из сельских районов могло рассчитывать на продолжение учебы в высших учебных заведениях.
Даже в городах у молодежи шансы на высшее образование значительно снизились в 1957 году, когда было объявлено, что 80 процентов из 5 миллионов выпускников городских средних школ (то есть 4 миллиона человек) и 800 тысяч из миллиона выпускников начальных школ не смогут продолжать образование. В городах стало нарастать широкое недовольство, и казнь учителей по делу «Малой Венгрии» была еще и предупреждением жителям городов.
Эти казненные не были единственными смертями в проводимой властями кампании: самоубийства стали обычным явлением среди тех, кого заклеймили «правыми». В парке Летнего дворца в Пекине люди, вышедшие рано поутру на зарядку, часто наталкивались на висящие на ветвях деревьев трупы и на утопленников с торчащими из озера ногами.
Большинству из объявленных «правыми» пришлось пройти через адские, хотя и без физических оскорблений, собрания общественности, на которых их клеймили позором. Их семьи становились изгоями общества, их супруги переводились на самые тяжелые работы, а дети теряли всякую надежду на получение хотя бы скромного образования. Чтобы спасти своих детей — и самих себя, — многие люди, получившие клеймо «правых», немедленно разводились со своими супругами. Рушилось множество семей, множились жизненные трагедии равным образом родителей и их детей.
После получения клейма «правого» большинство этих несчастных высылалось на тяжелые работы в отдаленные районы страны. Мао требовалась рабочая сила, особенно для освоения целинных земель. Журналист по имени Дай Хуан описал, как эти депортированные «преступники» просто выбрасывались в местах вроде самых северных районов Маньчжурии, известных как Великая Северная пустошь, и были вынуждены срочно копать себе землянки в промерзлой земле, перекрывая их прелой соломой, при температуре –38°C. Даже при горящем очаге в них «было около десяти градусов ниже нуля…».
«Землянки, крытые соломой, в которых мы жили, насквозь продувались ветром… ели мы одни овощи, да и то не каждый день, не говоря уже о мясе… Мы вставали в пятом часу утра и не прекращали работу до семи или восьми часов вечера… за эти 15–16 часов мы даже ни разу не присаживались, чтобы отдохнуть… А летом нам приходилось вставать в два часа ночи… В сутки мы спали едва три часа…»
Под непрестанные разглагольствования охраны — «Вы здесь, чтобы искупить свою вину! Не старайтесь что-нибудь доказывать или отлынивать от работы!» — этих ссыльных заставили трудиться при питании недостаточном даже для того, чтобы просто поддерживать существование человека. Многие умерли от недоедания, болезней, холода, непосильного труда или несчастных случаев, произошедших во время незнакомой им работы вроде лесоповала.
Этот журналист, Дай, на самом деле высказался уже после того, как узнал, что Мао приготовил западню. Он написал петицию, обращенную к Мао, протестуя против поведения «нового правящего класса», который «устраивает пышные банкеты и приемы», тогда как «десятки тысяч людей… питаются кореньями и корой деревьев». Он даже высмеял культ личности Мао. «Шеф-повар, который приготовит хорошее блюдо, обязательно должен сказать, что сделал это благодаря руководству председателя Мао». «Не считайте себя всеведущим Богом», — предостерегал он Мао.
Жена Дай Хуана развелась с ним, его родственники тоже попали под каток репрессий. Сам Дай едва выжил в Северной пустоши, откуда многие так и не вернулись.