Для китайского населения «большой скачок» и в самом деле обернулся громадным прыжком в размере изымаемого продовольствия. Количество это рассчитывалось не на основе того, что крестьяне могут произвести, но исходя из того, что было необходимо для выполнения программы Мао. Он настаивал на том, что должно произойти невиданное увеличение урожаев, и приказывал руководителям провинций заявлять о том, что их житницы могут дать астрономическое количество зерна и других сельскохозяйственных продуктов. Когда наступило время сбора урожая, эти бесправные подчиненные принялись утверждать, что на их землях и в самом деле собрана невиданная ранее жатва. Пропагандистская машина Мао раздувала эти отчеты до невероятных размеров. Заоблачные урожаи и другие высосанные из пальцев цифры приписывались так называемым «спутникам», выдавая затаенное желание Мао. 12 июня «Жэньминь жибао» сообщила, что в провинции Хэнань, образцово-передовом сельскохозяйственном регионе, кооператив «Вэйсин» («Спутник») вырастил урожай в 1,8 тонны пшеницы с одного му (1/6 гектара) — в десять раз больше обычного. Подобные результаты не могли быть, как пытались в то время уверить своих слушателей официальные китайские СМИ, следствием спонтанного воодушевления местных кадров и крестьян. Пресса была голосом Мао, но никак не народа.
Поля-«спутники» множились как грибы. Обычно они создавались путем пересадки созревшего жита с нескольких полей на отдельную, особо лелеемую делянку. Они стали неким маоистским аналогом потемкинских деревень с той только принципиальной разницей, что делянки эти были призваны не втирать очки правителям, но создавались правителями для втирания очков своим подданным из отдаленных районов, широким массам низовых партийных чиновников из других коллективных хозяйств. Эти кадры стали для Мао самым ценным отрядом, поскольку они были именно теми людьми, которые отвечали за сам процесс изымания сельскохозяйственных продуктов и передачу его в «закрома родины». Мао хотел, чтобы они своими глазами увидели эти поля-«спутники» и затем, вернувшись в свои хозяйства, ставили там соответствующие задачи, а государство всегда могло сказать: так как вы собираете более богатые урожаи, мы должны брать больше. Репортажи о запредельных урожаях заполнили страницы прессы, а Пекин тем временем потихоньку прикрыл театральные постановки пересаженных зерновых, поскольку потери в этом спектакле оказались слишком высоки.
В конце июля «Жэньминь жибао» в передовой статье провозгласила, что отныне «мы можем производить столько продуктов, сколько захотим», подготавливая тем самым для Мао трибуну, с которой он 4 августа всенародно заявил: «Нам надо подумать, что делать с избытками продуктов питания». Слова об избытке продуктов питания были ложью, в которую вряд ли бы мог поверить даже сам Мао. Еще шесть месяцев тому назад, 28 января, он признавал на заседании Всекитайского собрания народных представителей недостаток продовольствия в стране: «Что нам делать, когда у нас не хватает продовольствия?» — задавал он вопрос. И сам отвечал на него следующим образом: «Ничего страшного, надо просто меньше есть… Восточный образ жизни… Это хорошо для здоровья. Западные люди едят очень жирную пищу; чем дальше на Запад, тем больше в ней жира. Я всегда презирал западных едоков, обжирающихся мясом… Я считаю, что есть меньше только полезно. Что хорошего в том, чтобы объедаться и наращивать себе живот, как у иностранного капиталиста в мультфильмах?» Это легкомысленное замечание вполне могло быть отнесено к самому Мао, обладателю изрядного животика, но никак не к изголодавшимся крестьянам. В январе Мао говорил: продовольствия не хватает, но люди могут есть меньше. Теперь, шесть месяцев спустя, он заявил: у нас слишком много продовольствия. Оба этих противоречащих друг другу заявления имели одну и ту же цель: выбить из крестьян как можно больше продукции.
В сентябре «Жэньминь жибао» сообщила, что на крупнейшем рисовом поле-«спутнике» собрано более 70 тонн зерна с менее чем 1/5 акра, что в сотни раз превосходило средний урожай. Это поле-«спутник» было устроено недавно назначенным амбициозным руководителем района Гуанси. В конце года эта провинция доложила об урожае, более чем в три раза превышающем истинный его объем. Государство же потребовало ссыпать в «закрома родины» совершенно невозможный почти пятикратный урожай против предыдущего года.
Низовые руководители, ответственные за сбор продукции, часто прибегали к грубой силе. Поскольку подобные усилия оказывались неэффективными, в соответствующие районы направлялись вооруженные подразделения полиции. 19 августа 1958 года Мао наставлял своих руководителей провинций: «Когда вы требуете поставок и эти поставки не выполняются, подкрепляйте свои требования силой». В результате страну захлестывало государственное насилие.
Для «оправдания» своих действий Мао постоянно обвинял крестьян и низовые кадры в том, что они скрывают зерно. В связи с одним случаем он 27 февраля 1959 года сказал в кругу высшего руководства страны: «Все сельскохозяйственные производственные бригады скрывают свою продукцию, чтобы поделить ее между собой. Они даже ссыпают ее в глубокие тайные хранилища и выставляют около них охранников и часовых…» На следующий день он снова заявил, что крестьяне «едят морковную ботву днем и рис по ночам…». Этим он хотел сказать, что крестьяне только притворяются, будто им не хватает продовольствия, а на самом деле им вполне хватает еды, которую они потребляют тайно. Мао снова повторил обвинения в отношении крестьянства в своем ближайшем окружении: «Крестьяне скрывают продовольствие… и очень вредят нам. В них совсем нет коммунистического духа! Крестьяне остаются всего лишь крестьянами. Они могут вести себя только таким образом…»
Мао было прекрасно известно, что у крестьян нет никакого продовольствия, которое они могли бы прятать. Он создал эффективную систему слежки и прекрасно знал, что происходит в стране в тот или иной момент. На стопке сообщений с мест в апреле 1959 года он сделал запись, что в доброй половине страны свирепствует голод: «Большая проблема: 15 провинций — 25,17 миллиона человек не имеют еды». Единственной его реакцией на такую ситуацию было указание руководителям провинций «справиться с этим», но не сказано, как это сделать. Сводка из провинции Юньнань, которая легла на его стол 18 ноября 1958 года, сообщала о настоящей волне смертности от отека — опухоли, вызванной сильнейшим недоеданием. И снова единственной реакцией Мао было перебросить ответственность за случившееся: «Это ошибка главным образом местных руководителей». Мао знал, что во многих местах люди доведены голодом до такой степени, что едят землю. В результате вымирали целые деревни — у их жителей развивалась непроходимость кишечника.
Такое ограбление народа сделало для Мао возможным экспортировать в 1959 году 4,74 миллиона тонн зерна на сумму 935 миллионов американских долларов. Рос экспорт и других продуктов питания, в частности свинины.
Слова же о том, что Китай «имеет слишком много продовольствия», были произнесены для Хрущева. Во время его визита в Пекин летом 1958 года Мао настаивал, чтобы СССР оказал помощь в создании атомных подводных лодок, которые оказались чрезвычайно дорогостоящими. Хрущев спросил, каким образом Китай предполагает расплачиваться. Ответ Мао гласил, что Китай может поставлять продукты питания в неограниченном количестве.
Продовольствие использовалось также как сырье для осуществления ядерной программы, для которой было необходимо высококачественное горючее. Зерно перегонялось в чистейший спирт. 8 сентября, заявив, что в стране есть избыток продовольствия, Мао говорил на заседании Всекитайского собрания народных представителей, что «мы должны найти применение для пшеницы в промышленности, например для производства этилового спирта в качестве горючего». Таким образом, пшеница использовалась для проведения ракетных испытаний, где каждый пуск поглощал около 10 тысяч тонн зерна, что было бы достаточно для вполне сытного пропитания 1–2 миллионов человек в течение целого года.
Крестьянам теперь приходилось трудиться намного интенсивнее и гораздо дольше, чем раньше. Поскольку Мао хотел повысить производство сельскохозяйственной продукции, не вкладывая никаких средств, он уповал на такие методы, которые зависели от интенсификации труда, а не от капиталовложений. Именно по этой причине он приказал уделять значительное внимание развитию системы орошения — строить плотины, водохранилища, каналы. Четыре года спустя после 1958 года на осуществлении подобных проектов было занято около 100 миллионов крестьян. Переброшенные ими объемы земли и возведенная каменная кладка эквивалентны строительству 950 Суэцких каналов, причем осуществлено это было ими с использованием только мотыг, кирок и лопат, а порой и снятых с петель дверей и спальных настилов их собственных домов, из которых делались импровизированные тачки. Крестьяне, согнанные на эту барщину, зачастую должны были брать с собой не только свою еду, но и свои инструменты, а во многих случаях и приносить еще строительные материалы, чтобы приладить себе хоть какую-то крышу над головой.
При совершенном отсутствии техники безопасности и какого-либо медицинского обслуживания происходило много несчастных случаев, заканчивавшихся зачастую смертью пострадавших, о чем Мао было прекрасно известно. Его разговоры с руководителями провинций об ирригационных работах изобиловали упоминаниями о смертельных случаях на строительных работах. В апреле 1958 года он как-то заметил, что поскольку провинция Хэнань (его образцовая модель) взяла на себя обязательство осуществить земляные работы в объеме 30 миллиардов кубических метров, то в наступающую зиму, «я думаю, 30 тысяч человек умрут». Другая его любимая провинция — Аньхой — «назвала 20 миллиардов кубометров, и я думаю, что умрут 20 тысяч человек…». Когда руководители провинции Ганьсу возроптали против «уничтожения человеческих жизней» на этих стройках, Мао заклеймил их «правой антипартийной кликой» и репрессировал.
Мао желал немедленных результатов, поэтому он выдвинул типичный лозунг: «Изучать, проектировать и строить одновременно», известный как «Три одновременности». Геологические проработки проектов поэтому были весьма поверхностными или отсутствовали вообще, так что к этому лозунгу впору было добавлять четвертую составляющую: ремонт.
Один известный проект предусматривал строительство канала длиной 1400 километров через засушливое плато Желтой Земли в северо-западном направлении. Канал должен был пересечь 800 горных хребтов и долин, и 170 тысяч рабочих пришлось копать себе землянки, в которых им предстояло жить, и собирать коренья, чтобы добавлять их к своей скудной пище. Спустя несколько месяцев после начала работ, когда рабочие без всякой техники уже начали прорубать для канала туннели в горах, это техническое решение было изменено на другое — водопропускные трубы. Еще через несколько месяцев оно, в свою очередь, было изменено, и снова началась прокладка туннелей. Таким образом строительство осуществлялось в течение трех лет, за которые погибло по меньшей мере 2 тысячи рабочих, а затем проект был заморожен. Даже официальные отчеты не могли скрыть, что ни один клочок земли не получил влаги с помощью этого канала.
Большинство проектов обернулись громадными и совершенно бесполезными тратами. Многие из них пришлось забросить на полпути: из более чем 500 больших водохранилищ (по 100 миллионов кубических метров емкости и более) 200 прекратили работу уже к концу 1959 года. Большинство остальных перестали функционировать при жизни Мао. Крупнейшее несчастье, связанное с плотинами, произошло в 1975 году в столь любимой Мао провинции Хэнань, когда дамбы нескольких водохранилищ, построенных в период «большого скачка», были размыты во время налетевшего урагана и в разлившейся воде утонули, по оценочным подсчетам, от 230 до 240 тысяч человек (официально потери составили 85 600 человек). Другие глупости эпохи Мао продолжали губить людей еще долго после его смерти, и даже в 1999 году было зарегистрировано не менее 33 тысяч случаев с угрозой для человеческой жизни. Кроме того, плотины изгнали с мест постоянного проживания несчитанное число людей, два десятилетия спустя все еще оставалось 10,2 миллиона «перемещенных водохранилищами лиц».
Мао взвалил на крестьян много и других совершенно непродуманных идей, вроде принуждения их вскапывать почву руками на глубину до полуметра. «Использовать тактику человеческих волн и перевернуть каждое поле», — приказал он. Чрезвычайно плотные посадки сельскохозяйственных культур стали другой глупостью. Такие посадки требуют удобрений, но Мао отказывался вкладывать в них средства, а в конце 1958 года, наоборот, отдал распоряжение: «Сократить импорт химических удобрений». По другому случаю он изрек: «Превратить Китай в страну свиней… от них будет много навоза… и более чем достаточно мяса для экспорта в обмен на железо и сталь». Он только не сказал, откуда взяться корму для этих свиней. На самом же деле под водительством Мао поголовье свиней в стране уменьшилось более чем на 48 процентов за период между 1957 и 1961 годами.
В течение многих столетий китайские крестьяне вынуждены были напрягать всю свою сообразительность в поисках любой субстанции, которую можно было бы использовать в качестве удобрения. В городских районах каждое место, где скапливались человеческие отходы, было закреплено за определенной деревней. Каждое утро до рассвета крестьяне этой деревни приходили сюда, чтобы собрать эти отходы в специальные высокие бочки на колесах, — это было привычным укладом жизни. Человеческие отходы были столь драгоценны, что порой над выгребными ямами разыгрывались целые баталии между людьми из разных деревень, пускавшими в ход в качестве оружия свои инструменты — специальные черпаки на длинных рукоятях. Отчаявшись найти новые источники удобрений, люди стали смешивать человеческие экскременты и навоз животных с остатками соломенных крыш и земляных стен старых домов, пропитавшихся дымом и жиром. Миллионы крестьянских домов были разрушены до основания, чтобы отправиться в компостные ямы, известные как «озера дерьма и моря мочи».
Однажды Мао осенила идея, что для сохранения урожая хорошо бы избавиться от воробьев, которые клюют зерно. Он обозвал воробьев одними из «четырех паразитов», наряду с крысами, комарами и мухами, которых надлежит искоренить, и мобилизовал все население страны размахивать палками с привязанными к ним тряпками и создавать шум, не давая воробьям сесть на землю, чтобы они умерли от истощения. Много было сказано и об уничтожении трех других видов вредителей, которые и в самом деле были паразитами. Но в отношении воробьев все было не столь однозначно, поскольку они уничтожали других вредных насекомых, также пожирающих зерно, — и, кроме того, в ходе борьбы с воробьями погибло множество других птиц. Вредители посевов, ранее уничтожаемые воробьями и другими птицами, после этой кампании чрезвычайно размножились с катастрофическими последствиями. Все доводы ученых о том, что этим нарушается экологический баланс в природе, были проигнорированы.
После кампании по уничтожению воробьев прошло не так уж много времени, когда в советское посольство в Пекине пришел запрос с грифом «Совершенно секретно». Во имя социалистического интернационализма правительство Китая просило оказать ему помощь, перевезя с советского Дальнего Востока как можно быстрее 200 тысяч воробьев. Мао пришлось признать, что эта кампания провалилась и она была бесславно завершена[125].
Кампания борьбы с «четырьмя паразитами» была чем-то вроде маоистского движения «босоногих врачей» в народном здравоохранении, поскольку основывалась на интенсивном использовании труда и не предусматривала никаких капиталовложений. Мао хотел еще и избавиться от собак, которые потребляют продукты, но отказался от этой идеи. Его удалось убедить, что собаки нужны крестьянам, чтобы охранять их дома, когда хозяева на работе.