Книги

Небо лошадей

22
18
20
22
24
26
28
30

В конце концов, слава богу, что ты забыл все это, подумала я, судьба миловала тебя — что могло быть хуже, чем то время, которое стерлось из моей памяти и то, которое навсегда осталось запечатленным в ней. Я перевела дыхание, чтобы перестать плакать, вытерла слезы и постаралась улыбнуться. Я снова начала играть с твоими волосами, пропуская узелки между пальцев, как странные четки для странной молитвы. Я думала о том, что я убью в своих воспоминаниях, о чем тебе не нужно знать, прежде чем передам их тебе, как старые театральные декорации, источенные червями. Ночами, когда ты будешь спать, когда все будут спать, я тайком перепишу прошлое — я забью гвозди, я заделаю дыры, я починю недостающие ступеньки, я покрашу все в свежие цвета, и однажды ты сможешь жить в этом новом доме, просто многие двери в нем будут заперты, но каждую ночь я буду продолжать свою тайную работу, ведь он будет большим, этот дом, но я знаю, что когда-нибудь я починю его весь.

Когда я снова подняла глаза к окошку, то увидела, что небо потемнело, было уже поздно — время пролетело очень быстро. Ты зажег керосиновую лампу, чтобы проводить меня до решетки парка. Проходя мимо своего огорода, ты встал на колени, чтобы посветить и показать мне его. Лампа осветила хрупкие ростки бледной, почти белой в искусственном свете зелени. Улитка карабкалась по одному из листьев, но ты снял ее и раздавил пальцами ее панцирь, прежде чем выбросить куда-то прочь. Парк был безлюден, еще не совсем стемнело, и ты оставил свою лампу у входа в нору, поменьше прикрутив фитиль, — пламя мерцало не сильнее светлячка. Мы расстались у ворот. Мы держались за руки, и, когда им пришло время разъединиться, наши пальцы сначала задержались вместе, а потом неохотно отпустили друг друга, сделав последний жест, прежде чем я перешла улицу, а ты исчез в лесу.

19

Подойдя к дому, я заметила, что все окна нашей квартиры освещены, и испугалась, что что-то случилось. Я взбежала по лестнице так быстро, как только могла, и, когда уже вставила ключ в замочную скважину, дверь распахнулась, вырвав связку ключей из моих рук. Передо мной в своей униформе стоял Адем, и мне смутно подумалось: что он делает здесь в такой час, когда он должен быть на работе? Он был страшно зол, но гнев на его лице уже смешивался с чувством облегчения, искажая его черты, как их иногда искажало желание, вызывая слегка болезненное и едва уловимое напряжение. Он притянул меня к себе, одновременно встряхивая и сжимая в объятьях.

— Где ты была, — спросил он, — ну где тебя носило?

Из-за его плеча мне была видна гостиная, Кармин, сидящий на диване, и сонный, свернувшийся рядом с ним клубочком Мелих, сосущий палец. Услышав шум у дверей, он проснулся, сразу вскочил, бросился ко мне и обхватил мои ноги руками, как он делал, когда был совсем маленьким и пытался помешать мне куда-нибудь уйти. Он был уже в пижаме — своей пижаме в бело-зеленую полоску, пижаме каторжника, шутила я иногда.

— Мама, мы думали, что ты ушла навсегда, — пожаловался он, — мы решили, что ты никогда больше не вернешься!

Я погладила его по волосам, после твоих они казались мне тонкими и мягкими, как пух, ни одного узелка в прядях — его история еще не была написана.

— Да нет же, — сказала я, стараясь улыбаться, — я просто вышла погулять. На улице тепло, а мне стало лучше, ты же знаешь, я так долго лежала, что…

— Но где ты была? — повторил Адем.

Он внимательно разглядывал меня, и я сама вдруг увидела, что на моей кофте спустились петли, руки поцарапаны, а обувь в грязи. Он протянул руку и снял листочки и маленькие веточки, запутавшиеся у меня в волосах.

— В парке, — прошептала я. — Я не заметила, как пролетело время.

Потом я спросила совсем тихо:

— Почему Кармин здесь?

— Мелих спустился посмотреть, не у него ли ты. Он не нашел тебя и начал плакать, и Кармин поднялся, чтобы занять его чем-нибудь. Они рисовали вместе. И еще, — продолжал он, переведя дыхание, — он сидел с ним, пока я обходил квартал, чтобы найти тебя.

— Но это же смешно, я же не…

— Я потеряю работу, если ты будешь продолжать исчезать, не говоря ни слова, не оставив записки, даже не поинтересовавшись, где Мелих и не нужна ли ты ему, — резко ответил он, и у меня появилось чувство, будто он ударил меня.

Кармин встал и подошел к нам, держась рукой за стену. В руках он держал свой альбом для набросков и карандаши. Улыбаясь, он произнес:

— Я нарисовал Мелиху две или три картинки. У нас случилось забавное происшествие, он вам расскажет…

— Спасибо, Кармин, — прошептала я.