Итак, сформировалось два разряда энтузиастов Просвещения, которые существовали отдельно, практически не общаясь: западные филэллины из Европы, а позднее и Америки, и образованные, обращенные к внешнему миру греки пограничных областей. Эти две группы людей черпали вдохновение в разных периодах греческой истории. Западники обращали взоры к чистым, как они полагали, идеалам классики, тогда как греков привлекал дух прагматизма и компромисса, характерный для эллинистической и византийской эпох. Это разделение предопределило дальнейшие серьезные разногласия.
На сцену выходит Байрон
В 1809 г. двадцатиоднолетний лорд Байрон вместе с другом, Джоном Кэмом Хобхаусом, посетили Али-пашу в его роскошном дворце, выстроенном в столице Эпира, Янине. Не замечая, что берега романтичного озера, на которое они смотрели, были усеяны телами пытавшихся скрыться от налогов греков, оба подпали под своеобразное обаяние старого психопата.
Али-паша был тираном, но при нем Янина сделалась центром греческой учености и культуры. Фрагмент картины Луи Дюпре «Али-паша Янинский на охоте у озера Бутринти в марте 1819 г.», 1827 г.
Поэма Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» стала настоящим бестселлером тех времен, а он сам стал знаменитым буквально в одночасье. Задумчивый романтический герой всего лишь четверть времени своих странствий провел среди греков, но поэма отразила горячий интерес Запада к периоду давно прошедшей славы в истории Греции и горячее сочувствие к ней в связи с порабощением варварами-турками. К 1810 г. многие в Европе начали задумываться об освобождении Греции из-под османского гнета.
Давление растет
Среди самих греков настроения были разные. На окраинах грекоязычного мира одно время старалась привлечь в свои ряды революционеров тайная организация «Филики Этерия» («Дружеское общество»). Ее основали в Одессе три купца-грека, но харизматичного лидера долго не находилось. Кандидат, на которого они больше всего рассчитывали, граф Иоанн Каподистрия, министр иностранных дел Российской империи, решительно отказался от этого предложения и обозвал их «опасными спекулянтами».
Жители островов не так уж жаждали перемен. Чуть ли не с самого начала турки обращались с ними мягче, и островитянам не казалось, что греческой идентичности и образу жизни что-то угрожает. Никакой изолированности от динамичного Запада они тоже не ощущали, потому что строили корабли и торговали, то есть участвовали в европейской экономике. Связанный с низкими налогами режим был благоприятным для торговли и сделал островитян вполне обеспеченными и, как правило, вполне довольными положением дел.
На материке грекам жилось куда хуже. Простые люди страдали от огромных налогов, бесправия и унизительной, вполне официальной дискриминации: например, грекам запрещалось ездить верхом на лошадях. Лидеров они искали среди священников, а тем все труднее было находить общий язык со своим константинопольским начальством, потому что патриарх слишком сильно зависел от султана. С печатных станков один за другим слетали листки с напоминанием верующим, что и Иисус Христос учил подчиняться начальствующим, но священников «на местах» это не убеждало.
В суровой области Мани, на самом юге, где еще жили по законам кровной мести, к туркам относились особенно непримиримо. Во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Екатерина II отправила к берегам Греции флот, чтобы спровоцировать восстание. Оно не удалось, и в отместку турки послали в страну своих наемников-албанцев. Девять следующих лет не прекращался террор, а одним из самых изуверских видов казни было сажание на кол. Маниоты ничего не забыли.
Со времени, как Венский конгресс подвел черту под Французской революцией и ее кровавыми последствиями, великие державы (Британия, Российская империи, Австрия, а позже и Франция) упорно сопротивлялись демократизации. Байрон и вслед за ним те, кто считал, что революция не закончена, оказались в опасном противостоянии со своими правительствами.
В 1793 г. литератор Ригас Фереос (1757–1798), уроженец Фессалии, отправился в Вену, чтобы просить Наполеона Бонапарта выступить на стороне греков. Там же он обнародовал свой труд «Революционный манифест, или Новый политический строй для народов Румелии, Малой Азии, островов Средиземного моря, Валахии и Молдовы», который включал конституцию, карту современного (на тот момент) грекоязычного содружества и, само собой, военный гимн. Австрийцы арестовали Ригаса и передали туркам, а те недолго думая задушили его и бросили тело в Дунай. Фереоса иногда называют первым мучеником революции, а история его смерти так же неистово призывала к оружию, как и написанная им песня.
Адамантиос Кораис (1748–1843) был радикалом другого типа. Этот знаток древнегреческой литературы и интеллектуал до мозга костей почти всю жизнь провел в Париже, где стал свидетелем ужаса и хаоса революции. Если для Ригаса Великая французская революция была источником вдохновения, то для Кораиса — предупреждением. Он очень интересовался наследием классической Греции и ее языком. В результате на свет появилась кафаревуса — головоломный гибрид древнего и современного языков, который до 1976 г. был официальным в стране и страшным сном школьников.
Изображение Ригаса Фереоса на лицевой стороне банкноты в 200 драхм, выпущенной в период с 1996 по 2001 г.
Кораиса ужасала отсталость жизни материковых греков и необразованность служителей церкви. Он страстно верил, что классическое образование было залогом независимости страны, хотя считал, что не доживет до ее возвращения, и в своих произведениях призывал греков строить школы и библиотеки, необходимые для «возрождения» нации.
И его услышали. К началу XIX в. английский путешественник и дипломат при Али-паше Уильям Мартин Лик уже писал так: «Нет ни одного греческого поселения даже среднего достатка… где не работала бы школа, обучающая детей древнему греческому языку, а часто и основам классического образования».
Последняя вспышка
Во втором десятилетии XIX в., раньше, чем ожидал Кораис, для начала революции возникли четыре предпосылки. Первая: в 1820 г. «Филики Этерия» обрела решительного лидера в лице Александра Ипсиланти, представителя фанариотского княжеского рода из Дунайских княжеств, находившихся под властью султана. Он потерял руку в сражении с наполеоновской армией, когда был на русской службе. Вторая: в январе 1821 г. «Филики Этерия» провела съезд в материковом городке Востисса. В нем участвовали четыре епископа, наиболее видным из которых был Германос. С тех пор церковь, влиятельная везде (кроме Константинополя), начала активно участвовать в делах организации. Третья: торговые корабли, по большей части вооруженные, простаивали, потому что закончилась блокада наполеоновской Франции и экономика переживала послевоенный упадок. И наконец, четвертая: злодеяния Али-паши сделались столь чудовищными, что его султан уже не мог закрывать на них глаза. Терпение османского владыки подошло к концу, когда Али-паша чуть было не объявил независимость. В 1820 г. турецкая армия численностью 20 000 человек была выдвинута из Пелопоннеса на его усмирение. А это значило, что в марте 1821 г. турецкого гарнизона на Пелопоннесе не было.
Греческая революция (1821–1832)
Да, армия султана ушла, но все равно это было безумство. Как могли 2000 греков из Мани одержать верх над империей, где проживали двадцать шесть миллионов человек? Еще в 1803 г. Адамантиосу Кораису казалось, что он знает ответ на этот вопрос.